а то, сколько вас знаю, все на нервах, все подозреваете в чем-то Смолокурова, а ведь я всегда о вашей пользе забочусь, ну и о своей, конечно же… У меня ведь тоже давно, еще когда первые ваши работы купил, половину цикла украли, пока из Германии перевозили. Я вам специально не говорил до сих пор, а то еще связали бы с кражей у вас в мастерской, ломали бы голову попусту. Ну. теперь-то все позади — пора уж и забыть, верно? Главное, талант при вас, еще и не такое напишете! Я тоже считаю себя художником, но мой холст — это вся жизнь, некоторые художники не выносят вида своего творчества, когда работа закончена, а я большой поклонник моего творения. По правде сказать, дорогуша, и в вашей одаренности я никогда не сомневался!
От этих слов сердце Звонцова сладко таяло: он сейчас не хотел задумываться, сколько в них лести, а сколько от искреннего расположения. Половой принес еще пару пива. Подсев ближе, Евграф Силыч обнял «живописца», как закадычный друг, пододвинул к нему исходящую иеной кружку:
— Эх, бесценный ты мой Вячеслав Меркурьич! С нашим мистическим портретом я смогу подчинить себе чувства этой исключительной женщины, я добьюсь того, что ее душа сольется с моей воедино… Да ты понимаешь ли, что ради любви и душу продашь кому угодно — была бы высока цена? Стать магом с безграничной властью над всем, на что укажет твой палец, — от такого только дурак откажется! А любовь, послушная воле, как учит тайная мудрость веков, — не есть похоть дикаря, но и не любовь по долгу или из страха, как у христиан. Такой любви сам маг указывает путь, овладев ею, как формулой духа! Нет, брат, тебе пока этого не понять, да и нужно ли?
— И нужно ли? — задумчиво повторил Звонцов, на которого немедленно подействовала добавка «мартовского». Смолокуров-Дольской, заметив, что собеседник близок к тому, чтобы заснуть, взял его правую ладонь и принялся разглядывать, как заправская гадалка.
— Дай-ка я лучше посмотрю, что тебе готовит «день грядущий». Глупость? Не скажи! Здесь вся твоя жизнь записана. Ладонь всякого человека — страница вечной книги судеб. Не убирай руку, говорят тебе! Сиди спокойно и слушай… Занятно: у тебя, милейший, не рука, а роман Дюма-пэра! Вот видишь — это линия жизни, а это — богатства, они параллельны, на твое счастье. Так на ладони, я ведь ничего не придумываю… Погоди-погоди, ты уже решил, что все золото Старого и Нового Света у тебя в кармане? Здесь есть один очень важный знак. Линия судьбы дальше раздваивается: одна какая-то неясная, а вторая яркая и переплетается с линией богатства. Вскоре жди серьезного испытания. Тут, Вячеслав Меркурьевич, все зависит от тебя самого, от твоей собственной воли и разумения…
В затуманенном сознании свободного художника с особенной ясностью высветились последние смолокуровские фразы. Он понял, что речь идет о чем-то важном для него, Звонцова, все еще не оставившего надежд на творческую славу и жизнь, достойную «потомственного дворянина».
С этой минуты он как мог сконцентрировал внимание, стараясь вникнуть в каждое сказанное купцом слово, а тот действительно без паузы перешел к очень серьезному разговору на «вы»:
— Я надеюсь, Звонцов, у вас было достаточно времени понять, что наше знакомство, скажем так, дело не случайное, а для вас — вы же понимаете! — просто подарок судьбы. Думаете, я не знаю ваших честолюбивых планов? При вашем даре, батенька, они вполне осуществимы, но посмотрите на вещи трезвым взглядом — без моей помощи вам просто не обойтись! Некоторые известные — очень известные! — художники достигли успеха именно тем способом, который я намерен вам предложить. Я имею все возможности открыть прямой путь в Европу, за океан, к самым выгодным клиентам и сказочным гонорарам…
— Простите, Евграф Силыч, вы не преувеличиваете? — осторожно спросил Звонцов.
— Обижаете, милейший! Но если объяснять все тонкости процесса, это займет слишком много времени: мы им сейчас не располагаем, да и потом это кухня, о которой художнику знать совершенно не обязательно, а результат я вам гарантирую. Постараюсь быть краток. Для вас не секрет, что за границей строжайшая система налогов, съедающая до обидного большую часть прибыли. А если есть еще и незаконный доход, с ним и вовсе одна головная боль. Что из этого следует? Правильно! Крупные дельцы находят способы легализовать прибыль от своего дела. Один из таких способов состоит в том, что предприниматель «ставит» на предметы искусства. Какому-нибудь художнику-счастливчику делают весьма серьезную рекламу, создают привлекательное реноме в самых широких художественных кругах…
— И выставку можно сделать?
— Именно так. Организуют выставку, возможно и не одну. Восторженные рецензии в элитарных журналах тоже заказывают, если искусствоведческая братия и борзописцы сами не заглотят червячка. Можно и скандал какой-нибудь раздуть — богема любит скандалы! Когда имя нашему художнику сделано, начинается самое главное — «меценат»-предприниматель выставляет его работу на какой-нибудь аукцион, ну, скажем, на парижский «Дрюо» или на «Кристи» [169] — там ставки выше. Заманчиво, не правда ли?
«Живописец» согласно кивнул.
— И вот начинается торг, соревнование покупателей, битва титанов, так сказать: торгуются всегда пара солидных родовитых иностранцев, которым в этой стране не нужно ни перед кем отчитываться, откуда у них деньги. Наконец лот находит покупателя за баснословную цену, одного из этих господ, в результате чего аукцион получает процент от продажи, весьма скромный в сравнении с налогами за прибыль подобного размера, а кругленькая сумма возвращается к нашему дельцу-«продавцу», но уже освобожденной от налогообложения, «чистой», так сказать…
— Погодите, Евграф Силыч! Что-то я не возьму в толк: как деньги возвращаются продавцу? Они же и должны остаться у того, кто продает картину… и почему покупателем обязательно бывает иностранец? Ничего не понимаю…
— Так я и знал: люди искусства смыслят только в части высших материй… Вячеслав Меркурьевич, дорогуша, вам бы все в облаках витать. А фокус-то на примитивнейшем уровне! Эти иностранцы — подставные лица, и «меценат» наш с ними в сговоре, поэтому получает назад и свои уже отмытые деньги, и картину тоже, только последняя числится на этом иностранце по каталогам, а фактически судьбой этой работы распоряжается делец.
А что касается их титулов, хорошо, конечно, когда удается найти сговорчивого шейха или пэра Англии, ведущего свой род от Рыцарей Круглого стола, это придает спектаклю достоверности, но главное, в общем-то, были бы иностранные подданные… Часто уже при помощи этого трюка с подставными покупателями картина «ходит» с одного аукциона на другой, из одной страны в другую, продолжая «очищать» большие или меньшие деньги. В этом случае художник уже имеет вознаграждение, а картина растет в цене.
— А если находится кто-то со стороны, перебивает ставку подставных лиц и действительно покупает картину — разве это невозможно? Что тогда?