– Погранцы, мать их так! – выдохнул Салман, оглядываясь.
Пограничный катер вылетел из темноты и теперь шел почти параллельным курсом, ощупывая «Комету» прожектором и понемногу отставая.
– Прорвемся? – хриплым голосом спросил Бухгалтер.
– Прорвемся, если не начнут палить. Сейчас мы идем километров семьдесят. Если дизели потянут, можно попробовать выжать девяносто. У погранцов мощи не хватит…
– «Комета-17», «Комета-17»! – вдруг пробасила рация. – Предлагаю остановиться для досмотра!
Испуганно посмотрев на рацию, Бухгалтер снова оглянулся и прошипел:
– Не отстают, суки!..
– Может, остановиться и грохнуть их из гранатометов? – быстро спросил Салман.
– А потом что?! – в бешенстве проорал Бухгалтер. Салман испуганно покосился на него, но Бухгалтер уже взял себя в руки и сказал: – Может, поговорить с ними? Грохнуть всегда успеем.
– А что я скажу?
– Скажешь, что Ардзинбу везешь.
– Я «Комета-17»! Чего? – проговорил в рацию Салман.
– Предлагаю остановиться для досмотра!
– Какого досмотра? Вы чего? Своих досматривайте, российских! У меня президент на борту!
– Что у вас на борту?
– Не что, а кто! Президент Абхазии Ардзинба!
Рация умолкла, в мучительном ожидании прошла секунда, потом вторая, и прожектор вдруг погас. Во внезапно наступившей кромешной темноте Бухгалтер издал какой-то странный хрюкающий звук и наугад хлопнул Салмана по плечу:
– Получилось, Салман, а! Получилось!
– Ага! – радостно крикнул Салман, щуря глаза и пытаясь хоть что-то разглядеть в рубке после слепящего света прожектора.
Расцвеченный яркими гирляндами «Рассвет» все дальше и дальше уходил в море. За кормой полыхало растянувшееся на сто пятьдесят километров зарево Большого Сочи. Город тоже не спал в эту ночь, оттягиваясь по полной программе в предчувствии конца сезона. Но и на «Рассвете» было довольно весело.
Олигарх Лопухин в окружении охраны прохаживался по палубе. Его гладкая лысина отражала блеск гирлянд и топовых огней. Подписание протокола о намерениях с представителем местного муниципалитета прошло на «ура» под аплодисменты разогретой публики. В настоящий момент представитель муниципалитета уже вовсю блевал на корме, стоя на коленях и просунув голову в отверстие для канатов.
Страшного в этом ничего не было. Даже наоборот. Лопухин не поскупился, и недостатка в горячительных напитках не предвиделось. Народное гуляние на прогулочной палубе только набирало обороты, так что у представителя муниципалитета были все шансы присоединиться к нему, зайдя по второму и даже по третьему кругу.
Публика на «Рассвете» подобралась раскованная и в некотором роде даже отчаянная. Состояла она в основном из представителей столичных массмедиа, находившихся в Сочи на отдыхе. Впрочем, следуя указаниям Лопухина, его помощники не погнушались пригласить и околостоличных, и даже совсем не столичных представителей пишущей и снимающей братии. В общем, компания подобралась довольно пестрая, но именно этого Лопухин и добивался.
Он лично поздоровался со многими журналистами, ценя их расположение. Своих телеканалов и газет у Лопухина не было, и их отсутствие он умело компенсировал светскими мероприятиями, где любил порыдать в жилетку о тяготах своей олигархической жизни.
Но сегодня рыдать Лопухин не собирался. Цель у него была другая. Он просто хотел напомнить всем, что по-прежнему жив, здоров, бодр и энергичен, несмотря на кризис, нападки недругов и прочие катаклизмы. Отошедший на некоторое время в тень, Лопухин планировал в ближайшее время вернуться на финансовый небосклон и провернуть одну остроумную операцию. А в сферах, где он обитал, положительный имидж преуспевающего дельца ценился едва ли не больше реальных денег. Именно такой имидж позволил Лопухину в свое время по локоть засунуть руки в казенные деньги и стать тем, кем он был сейчас.
Лопухин не спеша передвигался по прогулочной палубе, без устали раскланиваясь, пожимая потные руки и лобызаясь с окосевшими дамами. Завершив очередной круг, Лопухин украдкой оглянулся и решил, что немного музыки будет в самый раз. Во всяком случае, он надеялся, что танцы со скачками слегка протрезвят публику. Он повернулся в сторону директора певицы и тут же узрел вконец помятого субъекта, вынырнувшего из-за надстройки.
Судя по блуждающему взгляду, товарищ уже успел не только набраться, но и проспаться. И теперь «трубы» у него внутри не то что горели, а прямо лопались.
– О боже! – негромко проговорил Лопухин. – А этот откуда?..
Вопрос, конечно, был чисто риторическим, но стоявший позади помощник его услышал и тут же наклонился к уху шефа:
– Кажется, с Екатеринбургского телевидения, из новых. Уточнить?
– Да нет, – пожал плечами Лопухин. – Зачем мешать человеку? Пусть отдыхает.
– Понял, – кивнул помощник.
Пока Лопухин разговаривал с директором певицы, Костя Кудинов – а вынырнул из-за надстройки именно он – спустился по невысокому трапу и затесался в толпу. Здесь после недолгих поисков он и припал к живительному роднику в виде подноса с шампанским. Уже после второго бокала Косте заметно полегчало, и он даже смог оглянуться по сторонам.
Агеев по-прежнему был на мостике, и именно это позволило Косте совершить столь удачный маневр. Несмотря на шесть месяцев беспробудного пьянства, здоровье у него по-прежнему было хоть куда, что могло поставить в тупик не одно медицинское светило. Поэтому усвоить сто пятьдесят граммов выпитой в баре водки и бутылку коньяка оказалось для Костиного организма сущим пустяком.
Другое дело, что результатом такого разгула явилось катастрофическое обезвоживание тела, в просторечии именуемое «сушняком», и проснулся Костя в таком жутком состоянии, что другой на его месте, наверное, не смог бы подняться, не то что выбраться из каюты. Но Кудинов был тренированным бойцом, приученным держать и не такие удары судьбы.
Сделав несколько специальных дыхательных упражнений по системе самореанимации, Костя наконец смог подняться. Понять, где он находится, ему, правда, удалось не сразу. Ударившись по очереди о все четыре переборки, он кое-как обследовал каюту, но холодильника так и не нашел. Потом случайно влетел в дверь санузла и припал к крану.
Некоторое облегчение это принесло, но градусов в воде не было, а изможденный Костин организм их требовал. Дверь каюты оказалась запертой на ключ, и Косте пришлось десантироваться в иллюминатор. Грохнувшись на палубу, он здорово помешал какой-то парочке, но тут же извинился.
В общем и целом Костя уже сориентировался в ситуации, а остальное было делом техники. После трех бокалов шампанского он очень быстро пошел на поправку. Даже чересчур быстро, хотя Костя этого, конечно, уже не осознавал, поскольку находился как раз в том блаженном состоянии между жесточайшим похмельем и очередной «отключкой», ради которого, собственно, и живут пьяницы.