— «“Тебе калитку отвори…” — “А ну!” — сказал Финдлей. “Ты спать не дашь мне до зари!” — “Не дам!” — сказал Финдлей. “С тобою ночь одну побудь… — “Побудь!” — сказал Финдлей. “Ко мне опять найдешь ты путь”. — “Найду!” — сказал Финдлей. “О том, что буду я с тобой…” — “Со мной!” — сказал Финдлей. “Молчи до крышки гробовой!” — “Идет!” — сказал Финдлей».
А потом:
— «Кто честной бедности своей стыдится и все прочее, тот самый жалкий из людей, трусливый раб и прочее. При всем при том, при всем при том, пускай бедны мы с вами, богатство — штамп на золотом, а золотой — мы сами!..»
Исчерпав Бернса, я перешел на Уитмена, потом на Шелли и Лонгфелло. Не знаю, сколько это продолжалось. Знаю, что, выдохшись, я — наверное, часа через три — просто рухнул на пол и уснул. А проснувшись, начал сначала:
— «Мы хлеб едим и воду пьем, мы укрываемся тряпьем и все такое прочее, а между тем дурак и плут одеты в шелк и вина пьют и все такое прочее. При всем при том, при всем при том судите не по платью. Кто честным кормится трудом, таких зову я знатью…»
Чем сильнее мой желудок требовал пищи, тем остервенелее я заглушал его стихами:
— «Настанет день и час пробьет, когда уму и чести на всей земле придет черед стоять на первом месте…» [7]
Тут совершенно неожиданно одна стена моей темницы высветилась, словно телеэкран, и на этом огромном экране проявилась капитанская рубка моей мучительницы и она сама, в глухом капитанском кителе сидящая за паноромным пультом-экраном с тремя десятками разноцветных, как на айфоне, экранов-иконок. Экраны показывали несколько колонн наших несчастных девчонок и девушек, которых все те же двухметроворостые летающие твари при свете прожекторов загоняли в бомбоубежища под «Миллениум Колизей», стадион Rose Bowls и стадион Weingart, и размещение их в этих бомбоубежищах — буквально вповалку, как в корабельных трюмах. Еще один экран показывал быстро сменяющиеся, как на счетчике, цифры — 27.667, 27.668, 27.669 и т. д. Впрочем, едва я успел увидеть это, как FHS тут же выключила все экраны, и, сидя ко мне в профиль, продолжала что-то писать.
— Привет, Стив, — буднично и словно вскользь бросила она, не отрываясь от работы — совсем как Мерил Стрип в фильме «Дьявол носит “Прадо”». — Что ты там бормочешь?
Я попятился, инстинктивно прикрыв пах руками. Конечно, я предполагал, что мою камеру могут прослушивать и даже просматривать, но что она находится буквально за стеной — притом совершенно прозрачной — от капитанской рубки FHS…
— Да, тебе нужно одеться, — «вспомнила» FHS, и в тот же миг откуда-то сверху, с потолка моей камеры к моим ногам рухнул прозрачный полиэтиленовый, как из химчистки, пакет с моей парадной формой капитана ВМФ США и обувная, как из магазина, коробка с моими ботинками. Могу поклясться, что это был именно тот пакет, который уже четыре года висел в шкафу в нашем доме на West Kyston street в Sunny Pine.
Я изумленно взглянул на FHS, но она по-прежнему сидела за своим пультом и длинным фиолетовым ногтем, как земной авторучкой, не то писала, не то чертила что-то на простой земной бумаге формата А4.
— Одевайся, — сказала она, не поднимая глаз от своей работы.
Я поспешно оделся.
FHS поставила размашистую подпись на исписанном листе.
— А мне нравится писать на вашей бумаге… — поделилась она своими ощущениями и осмотрела меня с ног до головы: — Что ж… Ты хорошо выглядишь… Но после голодания вам нельзя сразу давать еду. Даже воды пить нужно не много. Сельтерская тебя устроит? — и налила из земной бутылки Seltser воду в наш земной стакан.
Стоя за прозрачной стеной, я не понимал, как она собирается напоить меня этой водой, но тут эта стена легко взметнулась куда-то вверх, и FHS подвинула стакан в мою сторону.
Я шагнул к ее столу и демонстративно, вопреки ее совершенно здравому совету, залпом выпил всю воду. Но тут же пошатнулся от головокружения, ухватился рукой за стол и закрыл глаза. Переждал слабость в ногах и заставил себя выпрямиться, открыть глаза.
FHS сидела не шевелясь и смотрела на меня испытующе.
— Еще налить?
— Пока нет, спасибо… — ответил я принужденно.
— Ходить можешь?
— Да…
— Тогда пойдем.
Она вставила исписанный лист бумаги в щель какого-то прибора, удивительно похожего на нашу допотопоподобную факс-машину и набрала на небольшом экране этого прибора короткий код: Сas Eta-Achird SAT7 +58° 48′ 54,67″…
К сожалению, остальную часть кода я прочесть не успел, но и того, что увидел, мне было достаточно: «Сas» — это сокращенное обозначение созвездия Кассиопеи, «Eta-Achird» — двойная звезда в этом созвездии, а «SAT7», скорей всего, седьмой искусственный спутник-сателлит этой звезды. То есть «факс» с каким-то рапортом, письмом или сообщением отправлялся на расстояние двадцати тысяч световых лет к звезде в одном из самых знаменитых созвездий Млечного Пути, названном древними греками в честь красавицы Кассиопеи, жены эфиопского царя Цефея. Не знаю, давал ли Всевышний имена создаваемым Им созвездиям и звездам, но даже Ему было бы интересно узнать, откуда на Его Млечном Пути вдруг появились туманности Андромеды, созвездия Цефея, Персея, Кита, Кентавра, Волос Вероники и прочих мифических персонажей. Как-то в присутствии Амфитриты, жены бога моря Посейдона, и других нереид царица Кассиопея неосторожно похвасталась своей красотой. Завистливые морские девы этого не снесли, наябедничали Посейдону, и тот напустил на владения Цефея страшное чудовище — Тиамата, или Кита. Чтобы откупиться от Кита, Цефей принёс в жертву свою дочь Андромеду, бедняжку приковали к прибрежной скале. В это время герой Древней Греции Персей охотился на горгон, превращавших всё живое в камень. Он отсёк голову одной из них — злобной горгоне Медузе. Из разрубленного тела выпорхнул крылатый конь Пегас. Держа в руках голову Медузы, Персей верхом на Пегасе полетел домой и увидел прикованную к скале Андромеду. Напав на Кита, стерегущего Андромеду, Персей швырнул в него головой Медузы, и Кит окаменел, превратился в остров. А чтобы мир никогда не забыл эту романтическую историю, древние греки вознесли всех ее героев на небо, и теперь «присно и во веки веков» мы видим там и блистательную красотку Кассиопею в окружении ста пятидесяти звезд, галактик и туманностей, и всех остальных персонажей греческого мифа.
FHS-77427 нажала еще одну, на сей раз зеленую иконку — наверное, «send», — послушала, как машина-факс с утробным звуком проглотила ее рапорт, и, усмехнувшись моему изумлению, встала во весь свой трехметровый рост. Впрочем, в строгом капитанском кителе, черных брюках и ботинках без каблуков она уже не выглядела столь устрашающе.
— Не удивляйся, мне нравятся античные вещи. Но это не факс, это лазерная радиосвязь…
Прибор отозвался негромким, как из духового ружья, выхлопом, отправив, видимо, ее сообщение, а она сунула в карман кителя маленький, величиной с пачку сигарет, баллончик со сжатым кислородом, размотала идущий от него прозрачный катетер, протянула его к вороту кителя и подвела к своему носу.