— Доктор Коллинз сказал, что тебе нельзя карабкаться по лестнице.
Он обвиняюще затряс перед ее лицом указательным пальцем:
— Я не потерплю, чтобы из меня делали младенца. Ни ты, ни кто-либо еще. Хватит с меня больницы. Я не инвалид.
Вот именно — инвалид. И он сам знал это. Но Шейла понимала, как следует относиться к его словам.
— Какой еще инвалид?! Тебе придется изо всех сил работать вместе со мной, только сначала отлежись после больницы. Мне тебя баловать некогда.
— У тебя, как я слышал, и без меня помощники нашлись, даже чересчур усердные.
Он хитро поглядел ей в лицо из-под кустистых седых бровей.
Шейла постаралась сохранить на лице улыбку. О ком он говорит? О Кэше? Неужели Трисия все-таки проболталась, несмотря на их разговор?
— Дочь Веды, — проворчал он. — Как я слышал, она теперь квартирует в Бель-Тэр. Шейла облегченно вздохнула.
— Да, она живет у меня, по моему приглашению. Я считаю, что наша семья до некоторой степени ответственна за ее несчастье.
— Я слышал, она шлюха из последних.
— Не сомневаюсь, что именно так тебе и рассказали, — сказала Шейла, думая о злом языке Трисии. — Но у нее есть смягчающие обстоятельства. Джигер Флин несколько лет распоряжался ею как рабыней. А в последний раз едва не убил. К счастью, ей удалось бежать. Пока она не оправится, я хочу, чтобы она пожила у нас.
— Удивительное благородство!
Она сделала вид, что не заметила сарказма:
— Спасибо.
Нельзя сказать, что Шейлой руководило только чувство долга перед семьей Веды. Главным оказалось то, что она очень нуждалась в дружбе. В последнее время список ее друзей изрядно поуменьшился.
Кен стал избегать ее, после того как Шейла попросила оставить ее наедине с Кэшем. Это явно уязвило его гордость. Мало того, что перед этим он просил денег и любви, получив двойной отказ, так она еще усугубила оскорбление.
Кэш перестал приходить к ней в контору по утрам, чтобы выпить по чашке кофе. А если он возвращался вечером до того, как она уходила домой, то не заходил к ней в контору, а находил себе работу во дворе, занимаясь переучетом заготовленной древесины. Если ему случалось улыбнуться, создавалось впечатление, что на каменном лице его появлялась трещина. Карие глаза всегда смотрели мимо нее. Он был таким же отчужденным и готовым на грубость, как и в первые их встречи. Но вся эта враждебность где-то подспудно питалась неутоленным желанием. Она знала это, чувствовала всем телом, потому что мучилась теми же ощущениями.
Шейла ненавидела себя за то, что так отчаянно страдает по этому мужчине. Ей легче было видеть его раздраженным и язвительным, чем не видеть совсем. А воспоминания о том дождливом дне в его доме терзали ее постоянной неудовлетворенностью.
Некоторое утешение давали ей тихие беседы с Гейлой. Она рассказывала подруге о Марке, о своей жизни в Лондоне. В свою очередь Гейла, едва удерживаясь от слез, поведала ей о своей страшной жизни у Джигера Флина. Шейла хотела возбудить против него уголовное дело, но девушка и слышать об этом не желала.
— Прежде чем явиться на суд, он убьет меня, Шейла. Даже если будет в тюрьме, он найдет возможность. Кроме того, кто мне поверит?
Действительно, кто? Ее рассказы были на грани невероятного.
Как-то Гейла рассказала про девушку, которая забеременела от одного из своих клиентов:
— Он не был для нее таким же, как все. Она полюбила его и хотела ребенка. Но Джигер на этом терял очень много денег. Поэтому, когда он узнал о беременности, он бил ее кулаками в живот, пока не произошел выкидыш…
День ото дня Гейле становилось лучше. Сказывалось действие и мази Кэша, и обильной стряпни миссис Дан. Ссадины и порезы почти пропали. Кровотечение прекратилось. Опухоль спала, и лицо стало столь же прекрасным, как и прежде, но душа болела по-прежнему. Девушка вскакивала от любого внезапного звука. Шейла поняла, что потребуются многие месяцы, прежде чем Гейла освободится от своих страхов и выздоровеет душой после тех адских мук, которые ей пришлось пережить.
Между тем она оказалась болезненно гордой.
— Я же не могу жить у тебя бесконечно, Шейла, — повторяла она по всякому поводу. Но Шейла не уступала:
— Ты очень нужна мне, Гейла. У меня совсем нет друзей.
— Но я же никогда в жизни не смогу отплатить тебе за все.
— Ты ровным счетом ничего мне не должна. — Подумав минуту, она добавила:
— Я бы попросила тебя помогать мне по дому и на кухне, но у меня сейчас нет возможности платить тебе жалованье.
— Я? Помогать? Но ведь ты наняла миссис Дан.
— Для тебя тоже найдется дело.
— Какое? — недоверчиво спросила девушка.
— Например, нужно составить каталог книг в библиотеке. Там годами никто не разбирался. Вот и займись этим.
Гейла прекрасно понимала, что за дело нашла ей Шейла. Ясно, что оно просто надумано и совсем не является чем-то необходимым.
— Хорошо. Я перепишу все книги. Многие комнатные растения тоже нуждаются в уходе, — добавила она, все так же гордо держа подбородок. — Мама просто упала бы в обморок, если бы увидела, в каком они запущенном состоянии. Кстати, кое-что неплохо бы починить. Я заметила, что постельное белье кое-где порвалось.
Гейла уже давно перебралась из спальни Шейлы в маленькую комнатку возле кухни. Обедать за одним столом с семьей, как настаивала Шейла, она наотрез отказалась и упрямо садилась за стол с миссис Дан в кухне. Благодаря открытой, доброй натуре кухарки между ними быстро завязались теплые отношения.
— Гейла отлично прижилась в нашем доме, — говорила Шейла отцу. — Я просто не знаю, как бы я обходилась без нее. Я думаю, ты обрадуешься, когда увидишь, как уютно стало в Бель-Тэр. Он нахмурился:
— Если мне что не понравится, я молчать не стану.
— Уж не сомневаюсь. — Она присела на край его постели. — Я приеду за тобой завтра утром. Не слишком рано, чтобы ты успел здесь позавтракать, помыться, побриться. А около десяти я приеду, хорошо?
Нагнувшись, она поцеловала его на прощание. Он поймал ее руку:
— Я горжусь этим контрактом с Эндикотом. Ты отлично справилась с делом, Шейла.
Она не сказала ему, почему Эндикот перестал доверять им. Она хотела сначала выяснить сама, чтобы не заставлять его раздумывать над этим.
— Спасибо, папочка. Я рада, что ты доволен. И впервые за все время после возвращения из Лондона ее шаг был упругим и легким, когда она шла через приемный покой к выходу. Она уже почти подошла к блестящим стеклянным дверям, когда они открылись, пропустив высокого мужчину. Взглянув в его лицо, она остолбенела.