Де-Граз, временный поверенный в делах Великобритании в Перу, сообщил о том, какая буря грянула там из-за разоблачений „Синей книги“. Правительство, опасаясь бойкота со стороны западных держав, объявило о немедленном начале преобразований и направило в Путумайо армейские и полицейские силы. Однако добавлял, что едва ли и на этот раз меры окажутся действенны, потому что многие в правящих кругах Лимы стремятся представить разоблачения Роджера кознями Великобритании, которые играют на руку колумбийцам, тоже претендующим на земли Путумайо.
Выход „Синей книги“ усилил в обществе симпатии к коренному населению Амазонии до такой степени, что затея с открытием католической миссии в Путумайо стала обретать немалую материальную поддержку. Англиканская церковь сперва высказалась неодобрительно, но после того, как Роджер провел бессчетное количество встреч и бесед, написал множество писем, все же вняла его доводам: поскольку в Перу глубоко укоренен католицизм, протестантская миссия вызовет подозрения, и „Перувиан Амазон компани“ всенепременно постарается опорочить ее, выставив орудием британских устремлений — острием, так сказать, колонизаторского копья.
В Англии и Ирландии Роджер встречался с иезуитами и францисканцами — представителями двух монашеских орденов, всегда внушавших ему особую приязнь. Еще в пору своей конголезской эпопеи он много читал о том, как неустанные усилия Общества Иисуса, старавшегося организовать туземцев Парагвая и Бразилии, просветить, собрать их в общины, где они бы вместе работали и постигали первоосновы христианства, конечно, спасли индейцев от бесчеловечного угнетения и полного истребления. По этой самой причине Португалия и сама уничтожила иезуитские миссии и так упорно убеждала — и добилась в конце концов своего — Испанию и Ватикан, что этот орден, сделавшись государством в государстве, представляет угрозу для безраздельной власти испанского императора и папы римского. Идея Роджера, тем не менее, не встретила у иезуитов сочувственного отклика. Зато францисканцы восприняли ее с большим воодушевлением.
При этих обстоятельствах Роджер Кейсмент узнал, какие труды прикладывают в беднейших кварталах Дублина отцы-францисканцы. Они работали на фабриках и в мастерских, наравне с другими терпя лишения. Побеседовав с ними, самолично убедившись, сколь ревностно исполняют они свой пастырский долг, разделяя судьбу своей обездоленной паствы, Роджер подумал, что никто достойней их не справится с такой задачей, как создание миссии в Чоррере или в Энканто.
Элис Стопфорд Грин, вместе с Роджером ликовавшая оттого, что в Амазонию отправились первые четверо ирландских миссионеров-францисканцев, сказала ему так:
— А ты уверен, что по-прежнему исповедуешь англиканскую доктрину? Мне кажется, ты — хоть и сам того пока не сознаешь — уверенно идешь к обращению в католичество, и назад пути нет.
Среди ирландских националистов, регулярно посещавших ее салон на Гроувнор-роуд, среди тех, кто сиживал по вторникам в заставленной бесчисленными томами библиотеке, одни принадлежали к англиканской церкви, другие — к пресвитерианской, третьи — к католической. И Роджер ни разу не замечал, чтобы они ссорились или спорили. А после отпущенного Элис замечания он стал часто спрашивать себя, объяснялось ли его неуклонное сближение с католицизмом исключительно духовно-религиозной склонностью или же была в этом и политическая подоплека — неосознанное, быть может, стремление еще теснее связать себя с националистами, благо сторонники независимости Ирландии были в подавляющем большинстве „папистами“?
Чтобы хоть как-то избавиться от назойливого внимания, которым с недавних пор был окружен как автор „Синей книги“, он попросил в министерстве краткий отпуск и провел эти несколько дней в Берлине. Германская столица произвела на Роджера сильнейшее впечатление. Страна под властью кайзера показалась ему образцом современности, успешного и эффективного экономического развития и порядка. И краткое пребывание в Германии дало толчок тому, что некая идея, уже давно, хоть и смутно брезжившая в его голове, стала обретать определенность и четкие очертания, превратившись со временем в один из главных пунктов его политической программы. Ирландия, чтобы отвоевать себе свободу, не может и не должна рассчитывать на благожелательное понимание и добрую волю Британской империи. И в ближайшие дни это подтвердилось. Одна лишь возможность того, что палата общин вернется к рассмотрению законопроекта о предоставлении Ирландии автономии, которую Роджер и его единомышленники считали мелкой, формальной, незначащей уступкой, вызвала в Англии настоящую бурю яростно-патриотических протестов — и не только со стороны консерваторов, но и в самых широких кругах либеральной и прогрессивно настроенной общественности, включая профсоюзы и ремесленные гильдии. В самой же Ирландии перспектива получить административную автономию и собственный парламент распалила ольстерских унионистов. Собирались бесконечные митинги, шло формирование добровольческих отрядов, по подписке собирались средства для закупки оружия, десятки тысяч людей ставили свои подписи под декларацией северных графств, заявлявших, что никогда не признают „гомруль“ и будут с оружием в руках, а понадобится — и ценой собственной жизни отстаивать незыблемость прежнего порядка, то есть Ирландию как неотъемлемую часть Британской империи. И Роджер полагал, что в подобных обстоятельствах сторонники полной независимости должны будут пойти на союз с Германией. Враг моего врага — мой друг, а самым явным врагом Великобритании была именно она, Германия. Случись война, военное поражение Великобритании дало бы Ирландии единственный в своем роде шанс обрести независимость. В эти дни он часто повторял старинное присловье националистов: „Печали Англии — радости Ирландии“.
А покуда он обдумывал свои политические умозаключения, которыми пока делился лишь с друзьями-националистами, встречаясь с ними в Ирландии или — когда они бывали в Лондоне — в доме Элис, эта самая Англия относилась к нему и ко всему, что он делал, с восхищением и нежностью.
И с каждым днем становилось все очевиднее, что, какие бы усилия ни предпринимал Хулио Арана, угроза над „Перувиан Амазон компани“ нависла нешуточная. Положение ухудшилось еще более, когда грянул новый скандал: Хорейс Торогуд, сотрудник „Морнинг лидер“, побывавший в центральном офисе компании в надежде взять интервью у кого-нибудь из директоров, получил от сеньора Абеля Ларко, шурина Араны, конверт с деньгами. Когда журналист осведомился, что это значит, Ларко ответил, что компания всегда щедра по отношению к своим друзьям. Возмущенный репортер вернул деньги, которыми его пытались подкупить, описал этот случай в своей газете, и „Перувиан Амазон компани“ пришлось публично извиняться и уверять, что виновные в прискорбном недоразумении будут уволены.
На Лондонской бирже котировки ценных бумаг компании стремительно пошли вниз. И хотя этот болезненно резкий обвал акций отчасти объяснялся тем, что амазонский каучук не выдерживал конкуренции с каучуком азиатским, огромные партии которого пошли из британских колоний в Сингапуре, Малайзии, Яве, Суматре, Цейлоне, куда семена каучуконосов некогда контрабандой привез из Амазонии британский ученый и авантюрист Генри Александер Уикем, но все же в первую очередь — репутацией „Перувиан Амазон компани“, после выхода „Синей книги“ оказавшейся сильно подмоченной. Последствия этого не заставили себя ждать. „Ллойд“ урезал ей кредит. Его примеру последовали многие другие банки по всей Европе и в Соединенных Штатах. Из-за призыва Общества борьбы с рабством бойкотировать латекс, добываемый компанией, она лишилась многих клиентов и партнеров.