Острие клина мягко вошло в чужой строй, прекращающийся в толпу. Задним числом понимаю, что «мягкость» была кажущейся, а мечи в руках Бориса и Ярослава напоминали винты взбесившихся вертолетов, врубающиеся в небо. Но здесь уместней сравнение с электромясорубкой. Там, где они «прошлись», зачистка уже не требовалась. А дальше — клин раздвинулся в стороны, выпуская вперед «кнехтов». И тут уже было не до умилений и жалости…
От неожиданности забыл все наставления. Какие там «касательные удары в висок» или «бросок шара в левую часть, ниже глаза». Я махал кистенем со всей дури, как на первой тренировке. Счастье, что не задел никого из своих и вовремя вспомнил наставления Брясло. «Олег, кистенем без толку не маши. По сторонам не смотри, выбирай противника под себя. Уколешь его взглядом — значит, твой! А уж кого выбрать — бой подскажет!»
Я выбрал детину, размахивающего мечом в половину моего роста. Хотелось бы кого поменьше, но не было. Они все были такие… здоровущие… И страха добавляли железные маски, прикрепленные к круглым шлемам.
Говорят, дуракам везет. Мне повезло особенно, потому что мой «избранник» махал мечом, как пьяный мужик оглоблей. И все же он попал раньше. Самое смешное — это меня и спасло. Зацепило изрядно, но удар пришелся не лезвием, а боковой стороной. Такой удар свалил бы и вола, а не бывшего интеллигента. Когда летел, почувствовал, как надо мной пролетел еще один клинок. И, не сбей меня первый удар, остался бы без головы.
Когда-то (в прежней жизни!) я очухивался бы не меньше недели. Сейчас — вскочил и ринулся в бой. Моего прежнего противника уже куда-то унесло. Особо оглядываться некогда, но я увидел: Гном, стоящий на одном колене, отбивающийся от двух меченосцев. Я без зазрения совести ударил ближайшего ко мне. Удачно — прямо в голову.
«Ай да я!» — похвалил себя. Больше хвалить было некому. Вокруг шел бой. Вокруг меня убивали и умирали. А пока мой товарищ принимал на топор лезвие меча, я успел дернуть цепь на себя, ухватить шар и поразить второго. Этот удар был похуже, потому что пришелся вскользь. Но и этого было достаточно, чтобы Гном успел вскочить и рубануть топором сверху вниз. При его-то росте… Хотя, кажется, он запрыгнул на того, кого я только что убил.
Упоения от боя не было. Но голова была ясная, не затуманенная ударом. Вот вновь передо мной тот самый, первый. Он уже готовится отмахнуться от моего цепа. Что же — делаем по-другому: шар летит ему в лицо вместе с рукояткой, а я выхватываю нож и всаживаю клинок под подбородок. «До мозга!» — удовлетворенно думает кто-то внутри меня… Как учили. Только вот в суматохе с кистенем пришлось распрощаться. С ножом, застрявшим в чужом теле, тоже — вытаскивать лезвие некогда. Если доживу — найду, а нет — так и того проще — искать не надо! Сейчас бы найти что-нибудь. Что-нибудь… А что вот такое найти? Попытался ухватить чужой меч — так и поднять не смог.
А бой продолжался. Меня раза два пытались зарубить, один раз зарезать и полтора раза оглушить. Полтора — потому что вторая попытка удалась. Так огрели (чем именно — не рассмотрел!), что я полетел прочь и на какое-то время потерял сознание…
Очнулся от того, что кто-то наступил на мою физиономию… Хотелось бы верить, что враги, но могли и свои. Кто разбираться будет? Спасло то, что бой закончился. Когда наступил перелом, что там произошло, я и не знаю. Надо бы написать, что враг дрогнул от того, что… А от чего он дрогнул? Врать не хочется. Обычно враги могут дрогнуть от подхода новых сил. А этих сил у нас, точно знаю, не было. Но все же мы победили.
Потом я узнал, что бой длился около получаса. Удивительно. Мне казалось — вечность…
Не будет преувеличением, если скажу, что каждый из нас успел поразить не меньше двух врагов.
«Не будет преувеличением», «поразили». Опять штампы. Да не поразили, а зарубили, зарезали, закололи, забили… Хотел вычеркнуть, но подумал и оставил. Если и будет преувеличением, то — мое право. Мы — победители. Значит, можем писать так, как хотим!
А после боя… Не было снятых шлемов и усталых вождей, произносящих речи над телами своих и чужих воинов. Никто не произнес слов: «Прекрасная смерть!», обращаясь к трупам недавних врагов. После боя мы шли и добивали тех, кто оставался жив. Хотя я и говорю «мы», но сам был не в состоянии этого делать. У меня сдали нервы. Попытался закричать, но не смог. Меня затрясло. Кто-то ухватил за плечи и крепко прижал к себе. Дальше сдерживаться я уже не смог. Уткнулся в чью-то кольчужную грудь и зарыдал. Вернее — зарычал от слез, негодования и злости на самого себя. За то, что не сумел сдержаться… А меня гладили по разбитой голове и утешали девичьим голосом. Когда очухался, то увидел, что меня успокаивает Белка. Я попытался вырваться, но руки у нее оказались неожиданно сильными.
— Олежек, ты молодец… А пока не смотри… успокойся. Все делается правильно. Ты поймешь. Потом. Дай, голову посмотрю… А шлем где?
Да, действительно, а где шлем-то? Помню, что в начале боя он у меня был, а куда делся потом? Сорвался…
Я успокоился. Взял себя в руки. Почувствовал боль в левом плече. Болело еще что-то. То ли голова, то ли шея, то ли все сразу. Один глаз, хотя и не болел, но отказывался видеть. Второй что-то видел, но болел. Еще хорошо, что в последнее время перестал носить очки. С этими боями стекол не напасешься.
С трудом, но узрел, что на Машке-Белке надета забрызганная кровью кольчуга, но вместо оружия — большая сумка с красным крестом. Белка помогла снять кольчугу с подкольчужницей и безо всяких церемоний разодрала рукав. Обеспокоенно спросила:
— Голова не кружится?
— Кружится, — доложился я. Потом прислушался к себе и добавил: — Но не тошнит.
— Все равно — легкое сотрясение мозга есть. Неприятно, но не смертельно. Полежишь с недельку.
— Как там наш герой, жив-здоров? — услышал я голос Гнома.
— Как тот петух из «Бременских музыкантов». Ощипанный, но непобежденный, — буркнул я.
— О, если к человеку вернулся юмор — жить будет! — радостно проговорил Гном и протянул мне фляжку. — Правда, тут всего со шкалик осталось. Но — от души! Заслужил.
— За что? — с любопытством спросила девчонка.
— А он не хвастался? Ишь, скромняга…
— Да не успел еще, — нащупал я крышку и попытался ее свернуть. Но фляжку у меня бесцеремонно отобрали.
— Вредно! — докторским тоном заявила Машка.
— Машка, да ты чего? — возопил возмущенный Гном, увидев такое безобразие. — Подумаешь, по голове съездили. От водки хуже не будет. Я же ему теперь жизнью обязан. Если б не Олег — быть бы мне на небесах. Меня тут зажали двое, так он своей гирей одного пришиб, а второго подшиб, — почти в рифму выдал он фразу и, довольный собой, захохотал.
— И что, думаешь шкаликом отделаться? — фыркнула Белка. — Да за это неделю поить надо! И меня заодно. Лучше — меня, потому что Олегу сейчас пить все равно нельзя.
Гном виновато почесал затылок:
— Прости, Машенька. Все, что могу. Вот вернемся… — Тут он спохватился: — А тебя-то за что?