– Все, уходим! Нас ждут в лагере советника! – бросил он остальным гуннам, которые стояли как вкопанные и провожали его взглядами.
– Может, сжечь тут все? – торопливо спросил один из гуннов.
– Нет! – отрезал вожак. – Дым будет виден далеко. Нам этого не надо! Урусы не должны прознать, что очередное поселение шакалов мы пустили под нож!
Степняки медленно побрели к своим лошадям. Один недовольно зацикал, другой – вполголоса кого-то то ли ругал, то ли проклинал, лишь гунн, который слышал шорохи в кустах, молчал и с задумчивым лицом осторожно поглядывал по сторонам.
Перед тем как сесть в седло, он в последний раз бросил колючий взор в сторону порубленных им кустов. Хмыкнул, лошадь привычно заржала под его тяжестью. Неровный строй гуннских наездников направился на восток, его из зеленой стены провожали два полные слез глаза-огонька.
Теплая волна разливается по телу. Йошт зажмурился. Солнечные лучи, как заботливые руки матери, поглаживают кожу, она тут же отзывается стайками мурашек. Совсем недалеко раздался звонкий девичий смех. Он будто бьющийся хрусталь переливается на свежем воздухе. Вокруг небольшая полянка, она стелется дальше, пока не упирается в крутые горные отроги. Узенькая ленточка речушки стелется по долине, перепрыгивает холмики и гудящим водопадом срывается вниз с обрыва. Йошт блаженно вздохнул. Сердце часто забилось. Он дома.
Тут же на полянке кружится хоровод молоденьких девчат, тугие длинные косы в воздухе описывают замысловатые фигуры, вплетенные в волосы ленты искрятся разноцветьем, простые платьица лепестками разлетаются в стороны. Венед приметил одну из красавиц-молодух, ее черты показались до боли знакомы. Ну конечно! Это же Горяна! По рукам пробежали мурашки, в животе потеплело, сердце часто забилось. Она перехватила взгляд карпенца, отпустила руки подруг, кружащих в танце, и шагнула к нему. Ветер играет разноцветными ленточками в косе, полупрозрачное платье искрится на солнце, смеющийся ротик обнажает белые зубки.
Йошт приподнялся на локтях, Горяна легкой походкой плывет к нему, иногда останавливается и кружит, смех звоном бьющегося стекла струится в долине. Тепло волнами струится по телу венеда, жар охватывает голову. Голубые глаза Горяны смеются, поблескивают игривыми искорками. Йошт застыл в приятной истоме, глаза немигающим взором уставились на славянскую красавицу.
Вдруг белоснежное лицо девушки задергалось, стало темнеть, широкие глаза сузились до отвратительных щелок, нос впал, губы побледнели, растянулись и стали напоминать крысиные хвосты, через кожу щек, верхней губы и уродливого подбородка пробились клоки черных волос, отдельные пряди сделались седыми. Горяна скрючилась, ее ноги подломились, и она упала в траву, ее тело забилось в судороге, белая пена слюны брызнула в разные стороны. Йошта сковал ужас, рот застыл в беззвучном крике. На него уставилось уродливое лицо одного из степняков, что в перелеске зарубили мать и едва не прикончили беззащитного паренька.
Безобразная харя гунна противно заверещала:
– Уруса рвать конями будем! Дун-ха!
Степняк выставил руки вперед и двинулся на Йошта, из уродливых крючков-пальцев торчат когти, на них грязь вперемешку с кровью.
Венед попытался встать и броситься прочь, но сил не хватало даже чтобы ползти. Противная немота пробила все тело. А жуткие кисти, готовые рвать свежую плоть, приближаются. Йошт пытается сделать хотя бы одно движение, но все безуспешно, со лба мелкими градинками покатил пот. Венед закричал.
Негромко бухнула входная дверь, в комнату вскочил Веслав, теплые руки волхва заботливо ухватили бьющегося в истерике венеда.
– Ну, будет-будет. Это всего лишь сон.
Йошт прекратил кричать, ошалело бегающие глаза остановились на лице старца. Тот продолжил:
– Это сон – не более. Ты смотри на меня, и твое дыхание станет спокойным, а страх уйдет.
Венед послушно кивнул и неотрывно смотрит в глаза Веславу. Старец довольно улыбнулся.
– Как у нас говорят: куда ночь – туда и сон.
Веслав заговорщицки подмигнул и скрылся в проеме соседней комнатушки, оттуда донесся шорох, едва слышно скрипнули половицы.
Опять приснилась галиматья какая-то, молнией пронеслось в полусонной голове Йошта. То баба с крылами, как у орла, то теперь эти паршивые степняки. О боги! Жуткий какой-то гунн был. Эх, надо бы действительно все рассказать Веславу, а то как-то не по себе…
По телу перепуганного карпенца вдруг пробежало тепло. Враз стало уютно и спокойно. Йошт выдохнул:
– Уф и почудилось…
Он огляделся. В избе темно, однако в оконце начинает светлеть.
– Уже… уже утро?
– Почти. Всякая гадость всегда под утро снится.
Веслав привстал, льняная рубаха блеснула серебряными нитями.
– Ну лады, что все в порядке. А я тут кое-куда сходить собрался, не составишь компанию? Будет интересно, обещаю!
– Но я хотел еще…
– Что ж, ну и ладно. В другой раз значится.
Веслав поднялся и беззвучным шагом направился из комнаты. Когда уже переступил порог, посоветовал:
– А ты сил набирайся. Быть может, тебе они вскоре ой как понадобятся.
Йошт с ужасом подумал, что останется опять один в жуткой темноте. Вмиг из угла потянулись скрюченные руки того самого степняка. Венед тут же вскочил с кровати и сбивчиво произнес уже почти скрывшемуся в черном проеме двери:
– Нет! Я хотел сказать… Конечно, пойдем, дядя Веслав. А куда?
– Узнаешь. Только для начала приведи себя в порядок. А то видок у тебя… ну сам понимаешь.
Йошт спешно пошел к колодцу, помылся как следует, вода холодная бодрит тело, как будто приливает новые силы. Он довольно фыркал. Когда закончил, подошел к волхву, тот протягивает ему сверток.
– На-ка, Йошт, примерь.
– Что это?
– Рубаха, новая, твоя уже поди вся в негодность превратилась – негоже гостю волхва Веслава ходить в лохмотьях.
Йошт развернул материю, растянул рот в довольной улыбке. В его руках настоящая льняная рубаха, совсем новая, на ощупь мягкая, как молодая овечья шерстка. У самого сердца огненным пламенем горит красное солнце, под ними две человеческие фигурки и огромный ящер.
– Спасибо, дядя Веслав, мне очень нравится.
– Никогда не говори «спасибо» ни мне, ни кому-то еще, – вдруг грубо отрезал волхв, складки на лбу проступили еще отчетливее, потом добавил мягче: – Мы сильные, Йошт, нам не нужно просить Бога о спасении, мы ведь не его рабы, мы – его дети, притом самые любимые. Нужно говорить «благодарю».
– Благо…дарю, дядя Веслав, – немного смутившись, сказал Йошт.
– Ну что стоишь, примеряй, должна быть впору.
– Но она же совсем новая, может, я ее лучше сохраню да по праздникам буду надевать?