…Атаковали нас в ту же секунду, как ноги наши коснулись ост-кемпенской земли, столь обильно политой англо-французской кровью… Даже, пожалуй, раньше – еще мои каблуки не успели цокнуть по платформе, Кеннеди, кряхтя, еще вытаскивал из тамбура наши чемоданы, – а они уже обрушились на нас, как стая бандерлогов. Хищные, отталкивающие друг друга, алчно поблескивающие бляхами, готовые рвать из рук вещи и тащить их к стоянке такси, или к камере хранения, или к черту в пекло – и вымогать, вымогать, вымогать чаевые… Ненавижу американский сервис.
Но сегодня бандерлоги не преуспели. Короткий резкий свист перекрыл их возбужденное повизгивание. Мы обернулись. По перрону приближался человек, размахом плеч напоминающий центрового футбольной команды, причем облаченного в полное защитное снаряжение. За спиной футболиста маячили двое полицейских в форме – явно не конвой, но почетный эскорт.
Бандерлоги застыли, глядя на подходящую троицу, как на питона Каа. Футболист не удостоил их ни единым словом, даже не сделал жеста рукой. Неуловимое движение бровью – и стаю вымогателей как ветром сдуло.
– Мистер Кеннеди и доктор Блэкмор, я полагаю?
Мы кивнули, и он сделал знак одному из полицейских, тут же подхватившему чемоданы.
– Я заместитель шефа полиции Ост-Кемпена, Френсис К. Лесли. Можно просто – Фрэнк.
Я узнала голос человека, чей телефонный звонок разъяснил нам суть полученного по почте приглашения. Но, как оказалось, не разъяснил историческую подоплеку назревавших в Ост-Кемпене событий.
Лесли очень предусмотрительно забронировал нам два номера в отеле «Нимфа Клайда» – в тот же день, когда отправил по почте приглашения. Потому что для всех содержателей окрестных гостиниц, мотелей и кемпингов наступил звездный час – дальние родственники Монлезье и Кэппулов съезжались со всех континентов. В полном смысле слова со всех – Андре-Мари-Жиль Монлезье-Бланш, известный ученый, прилетел из Кейптауна, куда три дня назад вернулся, отработав шестимесячный срок на антарктической станции. Словом, ни гостевых комнат в домах родственников, ни номеров в отелях катастрофически не хватало.
Но у нас с Кеннеди благодаря заботливости Фрэнка проблем с жильем не оказалось. Именно в номере Кеннеди Лесли ввел нас в курс уникального дела – дела по расследованию преступления, которому только еще предстояло совершиться.
– Как вы, очевидно, уже догадались, господа, я тоже принадлежу к отдаленной родне Кэппулов, но тем не менее, хоть я и позвонил вам по просьбе мистера Джошуа Кэппула, но действовал не столько в его интересах, сколько в интересах соблюдения законности и правопорядка, охранять которые в Ост-Кемпене мне доверено.
Лихо! Отнюдь не каждый полицейский способен завернуть без бумажки этакую лексическую конструкцию, ни разу не сбившись в падежах и во временах глаголов. Мне, по крайней мере, столь велеречивые копы до сих пор не попадались. Правда, как мы могли догадаться о его родстве с Кэппулами, все равно осталось неясным. О чем Кеннеди и спросил прямо.
Фрэнк Лесли охотно пояснил, что родня Кэппулов насчитывает сейчас более сотни семейств – но в отличие от Монлезье, сохранявших родовое имя в качестве первой части двойной фамилии, его сородичи пошли иным путем. Как знак кастовой принадлежности, каждый из них носил между именем и фамилией «К» с точкой. И не просто носил – представляясь, произносил ее именно как букву, так же указывал в документах и на визитных карточках…
Конечно, на просторах Штатов живут тысячи и тысячи людей, чье второе имя начинается с буквы «К» и которые не имеют никакого отношения к Кэппулам. Но в округе Ост-Кемпен это безошибочный признак, позволяющий определить родню. Чужие, в том числе и приезжие, предпочитают здесь либо называть и писать второе имя полностью, либо не употреблять вообще.
На этом месте рассказа Фрэнк задумчиво посмотрел на меня и произнес:
– Пожалуй, доктор Блэкмор, за Монлезье вас на свадьбе не выдать. А вот за дальнюю родню Кэппулов… Легкое фамильное сходство усмотреть вполне можно – при большом желании, конечно. Так и сделаем. Со своими наш клан общается все-таки чуть-чуть иначе, чем с чужаками.
– Постараюсь не уронить честь семьи, – заверила я Фрэнка К. Лесли. – Хотя среди моих предков по матери тоже имелись шотландцы. Возможно, если копнуть поглубже…
– Давайте отложим генеалогические изыскания на потом, – предложил Кеннеди. – До торжества осталось меньше трех часов, а мы с доктором Блэкмор до сих пор не представляем, в чем будет состоять наша задача. Каким может оказаться, как вы выразились по телефону, «потенциально возможное преступление»? В поезде мы услышали от одного из потомков Монлезье предположение, что некоторые гости могут вознамериться свести счеты вековой давности. Это так?
– Что за потомок? – мгновенно насторожился Лесли.
Мы с Кеннеди коротко рассказали о профессоре Монлезье-Луере.
– А-а-а, старый романтик… Это именно он запустил в обиход термин «Столетняя война». Название красивое, спору нет. Но не особо точное. Последние выстрелы действительно прозвучали лишь в 1930 году – но перед ними было многолетнее затишье. Соперничающие кланы предпочитали сводить счеты в политике и экономике… А открыто начать пальбу при всем честном народе – тут ваш профессор вообще хватил через край. Такого не бывало со времен Тейлора Блэкстона.
– Да кто же он был такой, этот Тейлор Блэкстон? – чуть не хором спросили мы с Кеннеди.
– История долгая, расскажу как-нибудь потом… Мистер Кеннеди прав – времени осталось немного, надо ввести вас в курс дела.
Надо сказать, что Лесли не обманул – и позже действительно поведал нам про Блэкстона, положившего конец активной фазе вендетты. Но я изложу эту историю именно сейчас – чтобы в последующих исторических отступлениях прямо перейти к событиям, повлекшим появление в небе Иллинойса биплана-призрака, который вот уже семьдесят три года никак не может совершить посадку…
СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА IV
Перестрелка в конгрессе штата Иллинойс, случившаяся во время одного из заседаний весенней сессии 1851 года, имела своей причиной не только старинную вражду между Монлезье и Кэппулами. По крайней мере, до того депутаты из обоих кланов много лет просидели на разных концах зала, стараясь не встречаться в кулуарах, а при случайных встречах за свои кольты хвататься все же не спешили. Очевидно, приравнивали храм законотворчества не то к кладбищу, не то к церкви.
Но к 1851 году многое изменилось. Тело старины Брауна еще жило и здравствовало, но дух его уже вовсю витал над Штатами. Набирали силу процессы, которым десять лет спустя было суждено породить Конфедерацию Южных штатов и Гражданскую войну. Короче говоря, законодательное собрание решало простой вопрос: останется ли Иллинойс рабовладельческим штатом?
Нетрудно понять, какую позицию занимали Монлезье, чьи земли до сих пор обрабатывали негры-рабы и которые (Монлезье, не рабы) имели многочисленную родню в Луизиане, Алабаме и Джорджии… Еще легче догадаться, что Кэппулы – отчасти в пику своим кровным врагам – стали активнейшими противниками рабства. Любому чернокожему с плантаций левобережья достаточно было переплыть ночью реку (не попав под пулю патрулирующих берег Монлезье), чтобы оказаться в полной безопасности.