— Спасибо, Джейк.
— Да ладно.
— Ты вообще-то мог его пристрелить, он ведь наставил на тебя пушку.
— Конечно, мог. И мы были бы на твоей стороне. Джейк пожал плечами и отошел. Вынув из кармана рубашки тоненькую сигару, он откусил кончик, сплюнул на пол, зажег спичку и прикурил, шагая между столиками к дубовой стойке бара, протянувшейся через все помещение. По слухам, этот бар в разобранном виде доставили на пароходе из Сент-Луиса в Форт-Уэрт и потом собрали здесь. Он был с резным орнаментом и зеркалами и весь уставлен бутылками и стаканами, вымытыми до блеска. Хозяйка не терпела пыли.
Вообще-то плевать на пол в «Саду Эдема» Присциллы Уоткинс не разрешалось, для этой цели вдоль стойки бара стояли медные плевательницы.
Джейк улыбнулся, сбросив пепел сигары на отполированный пол, которым мадам так гордилась, и испытал странное удовольствие, заметив, что поцарапал его каблуками своих ковбойских сапог.
Улыбка чуть скривила тонкие губы. Присцилла… Стоило ему подумать об этой женщине, как он тут же увидел ее на нижней ступеньке винтовой лестницы, разодетую как царица Савская. В ярко-красном атласе с черными кружевами, она притягивала взгляд каждого мужчины. И так было всегда. Когда Джейк, почти двадцать лет назад, впервые встретил Присциллу, она носила застиранное платье из набивного ситца. Но и тогда головы всех мужчин поворачивались в ее сторону.
Светло-пепельные волосы были собраны на затылке и украшены страусовым пером, тугой локон спускался по щеке вниз, как бы заигрывая с высоко поднятыми сиськами. Она держала голову по-королевски.
Этот бордель принадлежал Присцилле, и она управляла им как настоящий деспот. Если посетителям или работникам это не нравилось, они немедленно вылетали отсюда. Но в Техасе все знали, что «Сад Эдема» в Форт-Уэрте самый лучший дом терпимости во всем штате.
Присцилла, выставив ножку в домашней туфельке, спустилась, гордо прошествовала к бару, оставляя после себя запах духов, привезенных из Парижа, и подошла к Джейку в тот момент, когда он поднес стакан виски к губам.
— Ты лишил меня клиента, мистер Лэнгстон. Джейк и не посмотрел в ее сторону, но кивнул бармену, чтобы тот налил еще стаканчик.
— Думаю, ты можешь позволить себе расстаться с одним или двумя, Прис.
Ее чертовски раздражало, что он называл ее так. Джейк же испытывал от этого такое же удовольствие, как и от шарканья подбитыми металлом каблуками по полу салуна. Только старый друг вроде Джейка мог позволить себе подобное.
Кто они на самом деле — друзья или враги? Она никогда бы точно не сказала.
— Почему так выходит — месяцами дела идут прекрасно, а стоит тебе появиться, как начинаются проблемы?
— Неужели?
— Всегда.
— Он поднял на меня оружие. И что я, по-твоему, должен делать? Подставиться?
— Ты сам его спровоцировал.
— Он блефовал.
— Не хочу больше никаких беспорядков. Шериф на этой неделе приходил уже два раза.
— По делу или для удовольствия?
— Я серьезно, Джейк. Город сейчас наводнен оружием…
— Хорошо. Я сожалею.
Присцилла вздернула подбородок и захохотала:
— Сомневаюсь. Ты всегда так — или начинаешь беспорядки за игорным столом, или устраиваешь переполох среди моих девочек.
— Как это?
— Они соперничают из-за тебя, сам прекрасно знаешь, — резко бросила Присцилла.
Джейк с ухмылкой посмотрел на нее.
— Правда? Так это здорово, будь я проклят! Она окинула его оценивающим взглядом — отлично выглядит, дерзкий, надменный, таким он стал за прошедшие годы. Это уже не прежний неотесанный парнишка, а мужчина, с которым вынуждены считаться все. Присцилла похлопала его по груди веером из перьев.
— Но иметь с тобой дело трудно. Наклонившись, он тихо прошептал:
— Но почему в таком случае ты всегда рада меня видеть? Присцилла поджала губы, но не устояла перед его улыбкой.
— У меня виски получше, чем здесь. — Она дотронулась до его рукава. — Пошли.
Все головы повернулись в сторону пары, пересекающей помещение. Не сыскался еще мужчина, которого не пленила бы Присцилла. Рассказы о том, что она вытворяет с их братом, делали ее живой легендой. Даже при том, что мужчины склонны преувеличивать свои сексуальные победы, в историях о Присцилле Уоткинс было гораздо больше правды, чем вымысла. Мужчины, конечно, хотели бы увидеть и в глазах своих жен такой знойный, бесстыдный блеск, но видели его только у проституток.
Как правило, их желания пробуждали не воспоминания об удовольствиях, а любопытство и безудержная фантазия. Мало кто из них изведал наслаждение с Присциллой, ибо она была разборчива. И даже если они могли заплатить столько, сколько она запрашивала, немногих из них Присцилла пускала во внутренние покои. Ее комната хранила волнующие секреты. И все, кто сидел в салуне, завидовали сейчас Джейку Лэнгстону.
Но если мужчины смотрели на него с ревностью, то женщины с тоской и желанием. Проститутки разбрелись по салуну, развлекая гостей в этот ранний предвечерний час. Они работали и знали цену доллару. Время — деньги. Девицы старательно соблазняли клиентов, но любая из них, заимей она несколько лишних долларов, с радостью провела бы часок наедине с таким ковбоем, как Джейк Лэнгстон, и одарила бы его ласками бесплатно.
Этот длинноногий мужчина с узкими бедрами двигался грациозно, как кот, и был таким же рыжеватым. Штаны туго облегали его, будто вторая кожа. Ремень, к которому был пристегнут револьвер, низко обхватывал бедра, подчеркивая его силу. Умение Джейка владеть оружием внушало уважение мужчинам и возбуждало женщин. Чуя исходящую от этого человека опасность, заводились даже респектабельные дамы. Плечи Джейка были такими же широкими, как и грудь. Гибкий, он не ходил, а выступал. Девицы, которым посчастливилось развлечься с ним, клялись, что Джейк дерзок во всем и умеет работать бедрами не только при ходьбе.
Присцилла вынула ключ и отперла дверь в свои личные владения. Как только они вошли, она бросила веер на модное крутящееся кресло, направилась к маленькому столику и налила Джейку спиртное из тяжелого хрустального графина. Ее глаза метнулись к мужчине и встретились с его взглядом. Присцилла разозлилась, почувствовав, как быстро забилось ее сердце. Проведет ли он с ней ночь?
Такая комната могла бы принадлежать любой хозяйке дома, если бы не картина, изображавшая нагую Присциллу. Ее нарисовал один из посетителей, судя по всему, расплатившийся своим искусством. Без сомнения, художник был любовником Присциллы, иначе ему не удалось бы передать на полотне позу праздной сытости. На покрытой атласом софе громоздились подушки с шелковой бахромой. На окнах висели муаровые занавески с оборками, на столе лежали вязаные салфетки.