— Вот именно, — подтвердил епископ. — Абсолютно.
Гипатия радостно вскрикнула:
— Правда? У вас нет возражений?
— Ну конечно. Сирил?
— Ни единого, дамочка.
Лицо Гипатии омрачилось.
— Боже мой! — сказала она.
— Что случилось?
— Так мне же придется ждать не один час, прежде чем рассказать ему. Только подумайте! Ждать и ждать!
Епископ засмеялся своим заразительным смехом:
— Зачем ждать, моя милая? Чем скорее, тем лучше.
— Но он же лег спать…
— Так разбуди его, — сердечно посоветовал епископ. — Вот что я предлагаю. Ты, я, Присцилла — и вы с нами, да, Сирил? — отправимся сейчас же к нему, станем у него под окном и закричим.
— Или будем бросать в окно камешки, — предложила леди епископша.
— Разумеется, моя дорогая, если ты предпочитаешь этот способ.
— А когда он высунет голову, — сказал полицейский, — может, будем держать наготове садовый шланг и обдадим его? Вот смеху-то будет!
— Мой милый Сирил, — сказал епископ, — вы умеете предусмотреть все. Непременно употреблю свое влияние на власти предержащие, чтобы вас возвели в ранг, который предоставит вашим талантам более широкое поле деятельности. Так в путь! Вы с нами, мой милый Муллинер?
Августин покачал головой:
— Я должен дописать проповедь.
— Как скажете, Муллинер. В таком случае, если вы любезно оставите окно открытым, мой дорогой, мы сможем вернуться в наши постели по завершении этой благой миссии, не потревожив никого в доме.
— Ладненько, епискуля.
— Ну пока-пока, Муллинер.
Августин взял ручку и вновь принялся трудиться над проповедью. Он слышал, как в благоухающей ночной тьме замирают, удаляясь, четыре голоса, исполняя старинную английскую хоровую песню.
— «Веселое сердце благотворно, как врачевство». Притчи, семнадцать, двадцать два, — негромко сказал Августин.