— Нет. Сейчас вспомню. Каннингем? Саррингтон? Уилберфорс? Дебенхем?
— Деннисон? — с надеждой подсказал Арчи.
— Нет-нет-нет. Просто на языке вертится. Баррингтон? Монтгомери? Хепплуэйт? Вспомнил! Смит!
— Черт! В самом деле?
— Уверен.
— Ну а имя?
В глазах его собеседника вспыхнула тревога. Он помялся и понизил голос:
— У меня жуткое ощущение, что это… Ланселот!
— Боже великий! — сказал Арчи.
— Но ведь на самом же деле такого быть не может, верно?
Арчи помрачнел. Он терпеть не мог причинять боль ближним, но чувствовал, что обязан нe кривить душой.
— Не исключено, — сказал он. — Люди дают своим детям исключительно ослиные имена. Мое второе имя — Трейси. А в Англии у меня есть друг, который был наречен Катбертом де ла Хей Орасом. К счастью, все называют его просто Вонючкой.
Метрдотель начал надвигаться на них, как стена тумана, и Кус Колбаски вернулся к исполнению своих профессиональных обязанностей. Когда он вновь подошел к Арчи, то опять сиял.
— Я еще кое-что припомнил, — сказал он, снимая скатерть. — Я женат!
— Господи!
— Во всяком случае, был до войны. У нее были голубые глаза, каштановые волосы и пекинес.
— А как ее звали?
— Не знаю.
— Ну, вы далеко продвинулись, — сказал Арчи. — Не стану отрицать. Конечно, вам еще понадобится время, чтобы сравняться с субчиками, которые записываются на курсы тренировки памяти по журнальным объявлениям. Я про тех ребят, которые познакомятся с типусом на пять минут, а затем встречают его через десять лет, трясут ему руку и говорят: «Ба! Да это же мистер Уоткинс из Сиэтла!» Тем не менее у вас все идет отлично. Вам требуется только терпение. Кто ждет, тот всегда дождется. — Арчи подскочил, как от удара током. — Послушайте, черт подери, а это недурно получается… а! Кто ждет, тот всегда дождется. Вот вы, официант, ждете заказа и, когда столик занят, обязательно дождетесь, а?
— Мамочка, — сказало дитя за соседним столиком, все еще взыскуя просвещения, — как ты думаешь, ему что-то на лицо наступило?
— Тсс, милый!
— А может, его что-то укусило?
— Ешь свою вкусную рыбку, милый, — сказала мать, видимо, одна из тех туповатых личностей, которых невозможно втянуть в обсуждение первопричин.
Арчи преисполнился воодушевления. Даже появление тестя, который вошел несколько минут спустя и сел за столик в противоположном углу зала, не угасило его энтузиазма.
Кус Колбаски снова подошел к его столику.
— Такое странное чувство, — сказал он. — Словно просыпаешься от крепкого сна. Все будто проясняется. Псину звали Мари. Собаченцию моей жены. И у нее была родинка на подбородке.
— У псины?
— Нет, у моей жены. Подлюга! Однажды укусила меня за ногу.
— Ваша жена?
— Нет. Псина. Господи! — сказал Кус Колбаски.
Арчи повернул голову и проследил его взгляд.
Через несколько столиков у серванта, на котором по указанию администрации были выставлены на обозрение холодные закуски, пудинги и торты, упомянутые во втором томе меню (Buffet Froid [7] ), только что сели мужчина и молодая женщина. Мужчина был толстым и пожилым. Он бугрился во все стороны, в какие только может бугриться мужчина, а его голова уже почти освободилась от волос. Его спутница была молодой и миловидной. Глаза у нее были голубые, волосы каштановые. А на подбородке слева у нее была прелестная родинка.
— Господи! — сказал Кус Колбаски.
— Что еще?
— Кто это? Вон за тем столиком?
Арчи благодаря регулярным посещениям гриль-бара «Космополиса» знал в лицо большинство завсегдатаев.
— Его имя Госсет. Джеймс Д. Госсет. Киношник. Вам его имя должно быть знакомо.
— Я не о нем. Кто это с ним?
— Никогда ее прежде не видел.
— Это моя жена! — сказал Кус Колбаски.
— Ваша жена!
— Да!
— Вы уверены?
— Конечно, уверен!
— Ну-ну-ну! — сказал Арчи. — С чем вас и поздравляю!
За столиком у серванта молодая женщина, не подозревая, какая драма вот-вот вторгнется в ее жизнь, была поглощена беседой с толстяком. И в этот момент толстяк наклонился к ней и погладил ее руку.
Это было отеческое поглаживание — так добродушный дядюшка может погладить руку любимой племянницы, — но Кус Колбаски воспринял это поглаживание по-другому. Он уже довольно стремительно приближался к их столику и теперь вне себя прыгнул вперед с хриплым криком.
Позднее Арчи с большим трудом втолковал тестю, что раз уж администрация нашпиговывает зал тортами и прочими холодными закусками, такому рано или поздно суждено произойти. Он убедительно указывал, что, подвергнув людей подобному соблазну, мистер Брустер сам во всем виноват. Так или не так, но, безусловно, в этот критический момент своей жизни Кус Колбаски обрел в Buffet Froid все, что ему требовалось. Он уже поравнялся с сервантом, когда толстяк погладил свою собеседницу по щеке, и ухватить кусок голубичного торта было для него делом секунды. В следующий миг торт просвистел возле уха толстяка и взорвался о стену, как шрапнель.
Несомненно, существуют рестораны, где подобное событие не вызвало бы никакого обсуждения. Но гриль-бар «Космополиса» к ним не принадлежал. У всех посетителей нашлось, что сказать, однако единственно разумный отклик принадлежал мальчику в матросском костюмчике.
— Еще! — потребовал он с энтузиазмом.
Кус Колбаски не разочаровал его. Он взял вазу с фруктовым салатом и вывернул содержимое на лысину мистера Госсета. Счастливый детский смех огласил зал. Что бы там другие ни думали о происходящем, этот мальчик безоговорочно его одобрил и был готов дать соответствующие показания.
В эпических подвигах есть что-то завораживающее. Они парализуют все пять чувств. На мгновение наступила пауза. Мир замер в неподвижности. Мистер Брустер невнятно булькал. Мистер Госсет кое-как обтирался салфеткой. Кус Колбаски свирепо фыркнул.
Молодая женщина вскочила, потрясенно глядя на него.
— Джон! — вскричала она.
Даже в этот критический момент Кус Колбаски посмотрел вокруг с великим облегчением:
— Вот, значит, как меня зовут! И вовсе не Ланселот.
— Я думала, тебя убили.
— Да нет, — сказал Кус Колбаски.
Мистер Госсет, насколько можно было понять сквозь фруктовый салат, сказал, что очень об этом сожалеет. И тут вновь воцарился хаос. Все заговорили разом.