Мистер Блейк страдальчески умолк.
— Но что случилось с субчиком? Почему он не может себя показать? Непорядки с пищеварением?
— С пищеварением? — Мистер Блейк испустил очередной глухой смех. — Да вы бы не испортили ему пищеварение, даже накормив безопасными бритвами. Нет, он уверовал.
— Уверовал?
— Можно сказать и так. Оказывается, вчера вечером он не пошел отдохнуть в киношку, как я ему рекомендовал, а смылся на какую-то там лекцию на Восьмой авеню. Сказал, что прочел про нее в газете — что-то там о рациональном питании — и соблазнился. Вроде бы подумал, что сможет поднабраться чего-нибудь полезного. Он и не знал, что это за рациональное питание, но прикинул, что, может, это про еду, вот и не захотел пропустить. Он только что заходил сюда, — безнадежно продолжал мистер Блейк. — Переменился так, что не узнать. Перепуган, ну, до смерти! Сказал, что с этими его прошлыми привычками просто чудо, что желудок у него как будто еще цел! Лекцию читала одна дама, и она им такого наговорила про кровяное давление и еще всякое, что у него имеется, а он и понятия не имел. Она показала им картинки, цветные картинки про то, что творится в желудке неосторожного едока, который не пережевывает пищу — ну, чисто поле сражения! И он сказал, ему теперь что наесться пирожков, что застрелиться — разницы нет, разве что пирожки его прикончат побыстрее. Я уговаривал его, мистер Моффам, со слезами на глазах уговаривал, спрашивал, неужели он откажется от славы и богатства только потому, что какая-то баба, которая сама не знала, о чем болтает, показала ему всякие подделанные картинки. Но его было не прошибить. Подставил меня, а сам поскакал покупать орехи. — Мистер Блейк испустил стон. — Двести долларов, а то и побольше псу под хвост, не говоря уж о пятидесяти, которые он получил бы, а из них — двадцать пять мне!
Арчи забрал свой табак и задумчиво направился к «Космополису». Джонатан Блейк ему нравился, и он скорбел о постигшем его несчастье. Странно, размышлял он, как все цепляется одно к одному. Баба, прочитавшая роковую лекцию о неразумных поглотителях пищи, могла быть только мамашей его вчерашнего юного гостя. Неприятная бабища! Ей мало морить голодом мужа и сына…
Арчи остановился как вкопанный. Прохожий у него за спиной налетел на эту спину, но Арчи даже не заметил. Его посетила одна из тех внезапных блистательных идей, благодаря которым человек, как правило, обходящийся без мыслительного процесса, сохраняет средний интеллектуальный уровень. Он постоял минуту-другую, прямо-таки ослепнув от блеска этого плода своих мыслительных способностей. Наполеон, пришло Арчи в голову, когда он зашагал дальше, должно быть, пребывал на таких же эмпиреях, придумав хорошенький сюрприз для противника.
И будто Судьба разделяла его планы — первым, кого он увидел в вестибюле отеля, был долговязый отрок. Он стоял у газетного киоска и знакомился с содержанием утренней газеты на дармовщинку в той мере, в какой допускало бдительное око царицы киоска. И он, и она скрупулезно соблюдали правила этой игры, а именно: читать разрешается без помех все, что можно охватить взглядом, не прикасаясь к газете. Если дотронетесь, вы проиграли и обязаны газету купить.
— Ну-ну-ну! — сказал Арчи. — Друзья встречаются вновь. — Он дружески потыкал отрока под нижнее ребро. — Тебя-то мне и нужно. Ты чем-нибудь сейчас занят?
Отрок сказал, что пока нет.
— В таком случае пройдись-ка со мной к одному моему знакомому типусу на Шестой авеню. Всего в паре кварталов отсюда. Думаю, что смогу быть тебе полезен. Можешь считать, что тебе очень даже подфартило, если понимаешь, о чем я. Поскакали, малышок. Шляпы тебе не требуется.
Мистер Блейк, когда они вошли, размышлял над своими бедами в пустой лавочке.
— Выше нос, старина! — сказал Арчи. — Прибыла спасательная экспедиция. — Он указал своему спутнику на афишу: — Ну-ка почитай. Что скажешь?
Долговязый отрок проштудировал ее. В его довольно-таки тусклых глазах вспыхнул огонек.
— Ну?
— Бывают на свете счастливые люди! — сказал долговязый отрок с чувством.
— Так ты хотел бы сразиться за чемпионский титул, а?
Отрок улыбнулся скорбной улыбкой:
— Хотел бы! Хотел бы! Послушайте…
— Знаю-знаю, — перебил Арчи. — Разбудить тебя посреди ночи и спросить! Я знаю, что могу положиться на тебя, старина. — Он обернулся к мистеру Блейку: — Вот типус, с которым вам стоит познакомиться. Самый лучший право-и-леворукий едок к югу от Шпицбергена! Выставите его и не пожалеете!
Жизнь в Нью-Йорке не вполне изгладила английскую закалку мистера Блейка. Он все еще сохранял уважение к классовым различиям.
— Но этот молодой джентльмен ведь молодой джентльмен, — произнес он с сомнением, хотя его взор озарила надежда. — Он на такое не пойдет.
— Еще как пойдет. Не смешите меня, старина.
— На что я не пойду? — спросил отрок.
— Да спасать честь старой родины, схватившись с чемпионом. Чертовски печальная закавыка, говоря между нами. Кандидат вот этого несчастного типуса подложил ему свинью, и только ты можешь спасти положение. И ты нравственно обязан протянуть руку помощи, так как именно вчерашняя лекция твоей милой старой матушки нагнала страху на кандидата. Ты должен заткнуть собой брешь и занять его место. В своем роде высшая справедливость. — Он обернулся к мистеру Блейку: — Когда должен начаться бой? В два тридцать? У тебя нет никаких обязательных свиданий в два тридцать?
— Нет. Мамаша приглашена на завтрак в какой-то дамский клуб, а потом прочтет там лекцию. Я смогу удрать.
Арчи погладил его по голове.
— Так мчись туда, где тебя ждет слава, старый стручок!
Отрок жаждуще воззрился на афишу. Она словно его заворожила.
— Пирожки! — сказал он приглушенным голосом.
Но слово это прогремело будто боевой клич.
Часов около девяти на следующее утро в люксе отеля «Космополис» миссис Кора Бейтс Макколл, знаменитая лекторша по проблемам Рационального Питания, завтракала в окружении своей семьи. Напротив нее сидел мистер Макколл, щуплый затравленного вида человечек, естественное своеобразие лица которого подчеркивали очки со стеклами дугообразной формы, будто два полумесяца, обращенные рогами вверх. Позади них глаза мистера Макколла вели нескончаемую игру в прятки, то выглядывая поверх стекол, то ныряя вниз и затаиваясь за ними. Он прихлебывал антикофеиновый напиток из кофейной чашечки, а справа от него сидел его сын Вашингтон, апатично ковыряясь в тарелке с овсянкой. Сама миссис Макколл вкушала ломтик хлеба «Здоровье» с ореховым маслом. Ибо она не только проповедовала, но и свято следовала доктринам, которые столько лет внушала неподатливому населению. Ее день всегда начинался легким, но питательным завтраком, в составе которого особо неаппетитная овсянка, на вид и на вкус напоминавшая пропущенную через мясорубку старую соломенную шляпу, неизменно соперничала с исключительно непотребным сортом искусственного кофе за первое место в ненависти к ним со стороны ее мужа и сына. Мистер Макколл склонялся к выводу, что искусственный кофе все-таки тошнотворнее овсянки, а вот Вашингтон безоговорочно отдавал пальму первенства омерзительности последней. Впрочем, и Вашингтон, и его родитель беспристрастно признали бы, что разница минимальна.