— По-моему, я выбрал для нее удачное местечко, а? — бодро осведомился Арчи. — Она отлично смотрится рядом с японскими гравюрами, как по-вашему? Сразу бросается в глаза, так сказать.
Мистер Брустер облизнул пересохшие губы и ухмыльнулся жуткой ухмылкой.
— Очень бросается, — сказал он.
Арчи был не из тех, кто легко тревожится, и уж тем более из-за людей, не входивших в число его близких друзей. Но в течение следующей недели он не мог не заметить, что с его тестем творится что-то неладное. Из чтения воскресных газет, а также других подобных источников он вынес очень много сведений о постоянном страшном напряжении, которому подвергаются капитаны промышленности, напряжении, рано или поздно подталкивающем жертву сорваться с катушек, и у него создалось впечатление, что даже стальная натура мистера Брустера пошла трещинами. Бесспорно, вел он себя очень странно, Арчи же, хотя и не был врачом, прекрасно отдавал себе отчет, что стоит американскому бизнесмену, этому неугомонному вечному двигателю в человеческом облике, начать вести себя странно, вы и глазом не успеете моргнуть, как двое дюжих санитаров, по одному на каждую руку, уже увлекут его в карету «скорой помощи», чтобы доставить куда следует.
Он не поделился своими опасениями с Люсиль, опасаясь ее встревожить, но отыскал Реджи ван Тайла в клубе, чтобы посоветоваться с ним.
— Послушай, Реджи, старина, у вас в семье — исключая присутствующих — попадались свихнутые?
Реджи слегка очнулся от дремоты, всегда одолевавшей его в дневные часы.
— Свихнутые? — пробормотал он сонно. — А как же! Мой дядя Эдгар считал себя близнецами.
— Близнецами, э?
— Ну да. Дурацкая идея! То есть, казалось бы, одного моего дяди Эдгара должно было бы хватить на любого человека.
— И как это началось? — спросил Арчи.
— Началось? Ну, мы стали замечать, что он всего требует в двойном количестве. Чтобы для него к обеду сервировали два прибора и так далее. Всегда заказывал два кресла в театре. Стоило недешево, могу тебе сказать.
— А перед этим он себя странно не вел? Не нервничал и все такое прочее, хочу я сказать?
— Нет, насколько помню. А что?
Тон Арчи стал крайне серьезным.
— Ну, тебе я скажу, старина, хотя не хотелось бы, чтобы это пошло дальше. Меня немножко беспокоит мой милый старый тесть. По-моему, он вот-вот спятит. Вроде бы не выдерживает напряжения. Последние дни ведет себя чертовски странно.
— Например? — пробурчал Реджи ван Тайл.
— Ну, на днях я оказался у него в кабинете… Между прочим, он отстегнул только десять долларов, а мне требовалось двадцать пять. И тут он схватывает тяжеленное пресс-папье и со всей мочи бьет им.
— Тебя?
— Да не меня. В том-то и странность. Комара на стене, сказал он. Я о том, с каких это пор типчики хлопают комаров пресс-папье? Я хочу сказать, принято ли бить их таким образом?
— И он что-нибудь раскокал?
— Нет, как ни странно. Однако чуть было не угодил в очень милую картину, подарок Люсиль ко дню его рождения. Еще на фут левее, тут бы ей и конец.
— Да, выглядит ненормально.
— И кстати, о картине. Я заглянул к нему через пару дней и вижу: со стены он ее снял, положил на пол и пялится на нее чертовски пристально. Странно, а?
— На пол?
— На милый старый ковер. Когда я вошел, он пучил на нее какой-то остекленелый взгляд. Точно в благочестивом трансе. Когда я вошел, это на него подействовало, заставило очнуться, и он подпрыгнул, как олень. Не ухвати я его, он приземлился бы прямо на эту штукенцию. Чертовски неприятно, знаешь ли. Так на него не похоже. Казалось, что-то его гнетет. Что мне делать, как думаешь? Конечно, дело не мое, но, боюсь, если и дальше так пойдет, недалек тот день, когда он всадит в кого-нибудь вилку для рыбы.
К большому облегчению Арчи, симптомы тестя дальнейшего развития как будто не получили. Наоборот, поведение его вернулось к нормальному, и несколько дней спустя, встретив Арчи в вестибюле, он выглядел очень бодрым и оптимистичным. Мистер Брустер не так уж часто тратил время на разговоры с зятем, но на этот раз уделил несколько минут беседе о дерзкой краже картин, составившей главную новость на первой странице утренних газет. По мнению мистера Брустера, тут действовала шайка, и никто не мог считать себя в безопасности.
Дэниел Брустер обсуждал указанную кражу с непонятной сосредоточенностью, но Арчи абсолютно забыл про этот разговор, когда в тот же вечер явился в апартаменты своего тестя. Арчи изнывал от восторга. За обедом он услышал чудесную новость, и она вытеснила из его головы все остальное. Он теперь пребывал в блаженном, хотя и несколько обалделом состоянии благожелательности ко всему сущему. Он улыбнулся портье, когда проходил по вестибюлю, и будь у него доллар, обязательно вручил бы его мальчику-лифтеру.
Он обнаружил, что дверь брустеровского номера не заперта. В любое другое время это его удивило бы, но в данный вечер он подобных мелочей не замечал и просто вошел. Обнаружив, что комната погружена в темноту и никого в ней нет, Арчи сел, причем от рассеянности даже света не зажег, а просто погрузился в грезы наяву.
В подобном настроении человек перестает замечать ход времени, и Арчи не мог бы сказать, как долго он просидел так в покойном кресле вблизи окна, когда вдруг обнаружил, что в комнате он не один. Погружаясь в грезы, он для удобства закрыл глаза, а потому не увидел вошедшего. И обнаружил постороннее присутствие, только когда какая-то твердая субстанция ударилась о какой-то другой твердый предмет, произведя резкий стук, который и вернул его с небес на землю, заставив подпрыгнуть.
Арчи беззвучно выпрямился. Комната все еще была погружена в темноту, и это указывало на назревание чего-то противозаконного. Вне всякого сомнения, варганилось какое-то черное дело. Арчи вперил глаза в черноту, и едва они с ней освоились, как он различил неясную фигуру, склонившуюся над чем-то, лежащим на полу. До него донеслось тяжкое пыхтение.
У Арчи было много недостатков, препятствовавших ему стать безупречным человеком. Но трусость в их число не входила. Его несколько рудиментарный интеллект в дни войны порой побуждал офицеров, под чьим началом он состоял, возносить горячее благодарение Богу, что у Великобритании имеется военный флот. Но даже эти взыскательные критики не могли пожаловаться на стремительность, с какой он выпрыгивал из окопа, устремляясь в атаку. Одни из нас мыслители, другие — люди действия. И Арчи был человеком действия. Теперь он взмыл из кресла и пролетел по воздуху, целясь на затылок неизвестного преступника, прежде чем более осмотрительный индивид успел бы приступить к обдумыванию плана кампании. Злодей распростерся под ним на полу с хлюпаньем: казалось, из кузнечных мехов выдавился весь воздух, и Арчи, утвердившись на позвоночнике противника и потерев его лицо о ворс ковра, приготовился ждать дальнейшего развития событий.