Тропинка вдруг вывела их на ровную, расчищенную от травы песчаную поляну, и они увидели хижины — смотри-ка, приятель. Хижины были высокие, добротные, но их уже наполовину поглотил лес. У одной обвалилась крыша, а в передней стене, как рваная рана, зиял черный пролом, в другой росло деревце, буйно выбрасывая в окна свои мохнатые лапы, и обе сверху донизу были обвиты плющом. Кругом разросся высокий бурьян; на развалившихся крылечках, опутанных вьюнком, пустили ни молодые побеги, между ступенек видны были птичьи гнезда, у свай — огромные муравейники. Сержанты бродили вокруг хижин, стараясь заглянуть внутрь.
— Они ушли отсюда не этой ночью, а давным-давно, — сказал сержант Роберто Дельгадо. — Лес уже почти задавил эти хижины.
— В них жили не уамбисы, а христиане, — сказал сержант. — Язычники не строят такие большие, и, кроме того, они уносят с собой свои дома, когда перебираются в другое место.
— Здесь была поляна, — сказал сержант Дельгадо. — Деревца-то совсем молоденькие. Здесь жило много народу, приятель.
— Лейтенант будет в бешенстве, — сказал сержант. — Он был уверен, что захватит нескольких.
— Давай-ка позовем его, — сказал сержант Дельгадо. Он вскинул винтовку, дважды выстрелил в одну из хижин, и эхо выстрелов прокатилось вдали. — А то они подумают, что с нас уже содрали шкуру.
— Между нами говоря, я даже рад, что здесь никого не оказалось, — сказал сержант. — Я собираюсь жениться, и мне не улыбается сложить голову в мои годы.
— Пойдем посмотрим, что здесь осталось, пока мы одни, — сказал сержант Дельгадо. — Может, найдем что-нибудь стоящее.
Они нашли лишь железный хлам, покрытый паутиной, да источенные термитами обломки дерева, которые под их ногами рассыпались в труху. Они вышли из хижин, и обошли остров, там и тут наклоняясь над головнями, заржавленными консервными банками, черепками. Спускаясь под гору, они наткнулись на бочаг с застоявшейся водой, над которым в зловонных испарениях носились тучи москитов. Бочаг был окружен двойным частоколом — а это что значит, такого сержант Роберто Дельгадо еще никогда не видел. Кто его знает, спроси у чунчей, но лучше уйти отсюда, воняет очень и пропасть мошкары. Они вернулись к хижинам и застали там лейтенанта, жандармов и солдат, которые с встревоженным и озадаченным видом бродили, как сомнамбулы, по поляне, натыкаясь на деревья.
— Десять дней добирались, и вот пожалуйста! — вскричал лейтенант. — Как по-вашему, когда они смотались?
— Я думаю, уже несколько месяцев назад, — сказал сержант. — А может, и больше года!
— Здесь было не две, а три хижины, господин лейтенант, — сказал Черномазый. — Вон там была еще одна. Посмотрите, еще остались сваи. Наверное, ее смел ураган.
— А по-моему, прошло уже несколько лет, как они ушли, господин лейтенант, — сказал сержант Дельгадо. — Я сужу по тому деревцу, которое выросло внутри дома.
В конце концов, какая разница — лейтенант устало улыбнулся, — год или десять лет: так или иначе, они остались с носом. А сержант Дельгадо — ну-ка, Инохоса, все хорошенько обыскать и принести, что найдут из еды, питья и одежды. Солдаты рассыпались по поляне и скрылись за деревьями. А Блондин пусть сварит немного кофе, чтобы отбить скверный вкус во рту. Лейтенант сел на корточки и принялся ковырять в земле веточкой. Сержанты закурили; они дружески болтали, а над их головами с жужжанием носились рои мошкары. Лоцман Пинтадо нарубил сухих веток и развел костер, а тем временем двое солдат выбрасывали из хижин бутылки, глиняные кувшины, истрепанные одеяла. Блондин подогрел термос и налил! дымящийся кофе в латунные стаканчики. Когда лейтенант и сержанты уже допивали его, послышались крики — что такое? — и показались два солдата, опрометью бежавшие к ним, — нашли кого-нибудь? Лейтенант вскочил — в чем дело? — а солдат Инохоса — мертвец, господин лейтенант, они нашли его вон там внизу, на отмели. Уамбис? Христианин? Лейтенант уже бежал впереди жандармов и солдат, и в течение нескольких секунд слышно было только, как шуршат под ногами опавшие листья и шелестит высокая трава. Они гурьбой промчались по тропке, обогнули бочаг, окруженный кольями, бросились вниз по склону и, остановившись как вкопанные на берегу, сгрудились вокруг человека, простертого на песке. Он лежал навзничь, разорванные штаны едва прикрывали его исхудалое, грязное тело. Кожа у него была темная, под мышками кустились густые черные волосы, на руках и ногах отросли длинные ногти. Грудь, живот, плечи были у него в струпьях, губы потрескались, изо рта высовывался кончик белесоватого языка. Солдаты и жандармы молча рассматривали его, как вдруг сержант Роберто Дельгадо улыбнулся, низко наклонился над ним и потянул носом воздух. Потом он хохотнул, выпрямился и пнул его ногой в бок. Что это он, разве так можно, как у него хватает духу пинать ногой мертвеца, а сержант Роберто Дельгадо, пнув его еще раз, — какой он мертвец, господин лейтенант, разве вы не чуете запах? Все наклонились и понюхали, казалось, безжизненное, окоченелое тело. Вовсе он не мертвый, господин лейтенант, приятель просто одурманил себя. Сержант Дельгадо с какой-то веселой яростью все сильнее пинал его ногой, и вот неизвестный — смотри-ка, правда, — шевельнулся и издал хриплый звук. Лейтенант схватил его за волосы, дернул, и снова послышался слабый хрип. Он одурманил себя, болван, и сержант — да, поглядите, вот его варево. Возле кучки серебристо-серой золы и обгорелых щепок стоял закопченный глиняный горшок, полный трав. Десятки термитов с длинными усиками и черным-пречерным брюшком взбирались по его стенкам, а другие, окружив его кольцом, казалось, прикрывали штурм. Если бы он был мертвый, насекомые уже съели бы его, господин лейтенант, от него остались бы одни кости, а Блондин — да они уж и начали, посмотрите-ка на его ноги. Термиты ползли по его задубелым ступням, обследовали пальцы, лодыжки, касались кожи своими гонкими щупальцами и оставляли за собой дорожки из фиолетовых точек. Сержант Роберто Дельгадо снова ударил его ногой по тому же месту, под ребра, где уже синел кровоподтек. Неизвестный по-прежнему лежал неподвижно, только время от времени хрипел и, с трудом шевеля языком, облизывал губы. Он сейчас как в раю, ничего не чувствует, скотина, а лейтенант — ну-ка быстро воды, да смахните с него муравьев, черт возьми, они же заедят его. Малыш и Блондин раздавили термитов, а двое солдат принесли из озера воды в своих пилотках и обрызгали лицо лежащего. Он сморщился и попытался приподнять голову, но, едва он отрывал ее от земли, она бессильно падала набок. Вдруг он рыгнул и, медленно, вяло согнув руку, пощупал себя, погладил синяк. Теперь у него вздымалась грудь и втягивался живот от учащенного, прерывистого дыхания, а белесый, в зеленоватой слизи язык вылезал изо рта, и лейтенант солдатам — никак не очухается, еще воды, ребята, надо его разбудить. Солдаты и жандармы бежали к озеру, возвращались и выливали на него воду, а он раскрывал рот, жадно ловя ее и шумно всасывая капли. Он уже не издавал отрывистые, хриплые звуки, а тихо стонал, и тело его расслабилось, словно освободившись от невидимых пут. — Дайте ему немножко кофе, как-нибудь приведите его в чувство, — сказал лейтенант. — И продолжайте обливать его водой.
— Не думаю, что мы его довезем до Сайта-Мария де Ньевы, господин лейтенант, — сказал сержант. — Он у нас умрет по дороге.