— Это вы тоже прочли? — недоверчиво покосившись на собеседника, буркнул лейтенант.
— Да, — склонил голову Библиотекарь. — В книгах заключена бездна познаний.
Страж порядка лишь скептически хмыкнул. Точно не замечая этого, Хранитель Знаний продолжал:
— Получается, у нас в Трактире второе убийство за несколько дней. Прежде такого не бывало.
— Вы намекаете, что я тому виной?! — мгновенно вспыхнул шериф.
Старик покачал головой:
— Нет, это ты так считаешь. Поверь, с тобой, или без тебя — эти убийства произошли бы. Особенно второе.
— Почему вы так решили?
— Этот малый, — старец кивнул на лежащее тело, — не просто ловкий жулик, пытавшийся стащить товар у незадачливого торговца. Его, и того, кто его убил, долго, умело и тщательно готовили. И если я что-нибудь понимаю в этом мире, такую подготовку могут давать лишь в одном месте: у пророка Аттилы, будь он неладен! А раз здесь появились его диверсанты…
— Кто?
— Диверсанты. Такие умельцы, как эти — глаза и уши врага в нашем стане, ядовитые семена, приносящие отравленные плоды. Так вот, если они уже здесь, то, стало быть, скоро за ними последует остальное воинство Пророка.
— Скоро? — бледнея, переспросил лейтенант.
— Думаю, очень скоро.
— Значит, необходимо отыскать убийцу, ослепить и оглушить врага! — Нуралиев пылал энтузиазмом. — Нужно срочно подготовить Трактир к обороне. Вооружить и подготовить ополчение, установить заграждения…
— Нужно, — Библиотекарь усмехнулся. — А также вернуть Лешагу и его драконида.
— Но это же против Закона, — как-то неуверенно возразил лейтенант, теребя застежку кобуры.
— Это верно, Закон — свят. Вопрос в том, будет ли он так же свят, когда не станет Трактира? У людожегов свой Закон, а по нему, если мы не пожелаем разделить счастье их веры и подвиг священной войны против всех инакомыслящих, мы уже приговорены к лютой смерти. Впрочем, ты, проливший кровь людей халифа, да к тому же сражавшийся в своем Павловбунке, уже дважды проклят, и нет тебе прощения. Ибо — он назидательно поднял указующий перст, — когда праведность обращается в огонь, нет ни камня, ни железа, способного устоять пред ее священной поступью.
— Это… — чуть не заикаясь, выдавил шериф.
— Да, ты прав, это послание Аттилы возлюбленным чадам своим. Второй столбец, шестая строка.
— Но откуда?..
— Читал, — хмуро отозвался Библиотекарь, жестко щуря глаза. — Давно когда-то. Мы должны вернуть Лешагу. Только он способен возглавить сопротивление и победить.
— Но почему? Почему он?! — обиженно отозвался Нуралиев. — Почему не я, не кто-то из стражей, не вы, в конце концов?!
— В прежние времена этот вопрос задавали тысячи тысяч раз: почему одни полководцы побеждают, другие, столь же знающие и умелые, терпят поражение? Умные люди нашли много ответов. Да толку от них никакого. Из многих огрызков целого яблока не сложишь.
А ответ прост, хотя многим в это не хочется верить: потому что люди не равны друг другу. Не потому, что одни лучше других, они просто разные. Особенно в том, что называется удачей. Это приходится принять, что тут поделаешь?
Лешага вырос для того, чтобы побеждать. Иначе он не умеет. Ты можешь в это верить, можешь не верить — твое дело. Но вряд ли тебя обрадует, если я скажу, что неверие твое не продлится долго. Если ты станешь упорствовать, оно развеется смрадным дымом вместе с тобой, причем очень скоро.
Седой Ворон укоризненно покачал головой, останавливая схватку.
— Стойте, олухи деревянные! Не надо так жестко принимать удар. Я вас этому не учил. Где подсмотрели?
— На Заставе один парень… — сконфуженно признался Сохатый. — Ему отец показал.
— Он говорит, это называется блок, — поддержал Бирюк. — После него рука противника словно немеет, и можно начать собственную атаку.
— То есть сначала вы деретесь с одной из рук противника, и лишь потом дело, наконец, доходит до него самого? — Седой Ворон насмешливо приподнял брови. — Почему бы тогда не драться с каждым его пальцем в отдельности?
Ученики потупились, не зная, что ответить.
— Запомните, ваша цель — сам противник, его сознание в первую очередь, а не уши и не штаны.
— Как это?! — не понял Сохатый.
— Я покажу. Сейчас мы продолжим разговаривать, а ты в какой-то момент ударь меня кулаком в лицо. Внезапно и в полную силу. Хорошо?
Он поглядел на учителя с сомнением и, будто ища поддержки, оглянулся на Бирюка. На Заставе, невзирая на юные годы, Сохатый слыл настоящим силачом, ударом легко валил с ног взрослого мужчину: быстрым, резким, точно в цель. Сам Седой Ворон недавно похвалил его скорость и силу.
Наставник продолжал показывать ученикам, где расположены на руках точки, легкий тычок в которые отключает мышцы, когда старший из братьев вдруг, ни с того ни с сего, резко выбросил правую руку в жестком прямом ударе, быстром, словно молния.
Не прерывая ни на миг рассказ о нервных окончаниях и мышечном спазме, учитель развернул ладонь поднятой руки так, что она скользнула вдоль предплечья парня, будто снимая с него стружку. Со стороны казалось, что Седой Ворон попросту отмахнулся, а стремительный тяжелый удар Сохатого ушел в пустоту. И тотчас же мастер выживания почему-то оказался за спиной атакующего, а вторая рука его захлестнула гортань, словно крюком, без труда опрокидывая противника наземь. Еще через долю секунды Сохатый увидел, как рядом с его носом мелькнула подошва сапога и ударила в землю.
— В схватке она пришлась бы точно в кадык, — совершенно без эмоций пояснил Седой Ворон. — Запомните, мальчики мои, давний закон гласит: сила действия равна силе противодействия. Оглушая руку противника, вы не жалеете и свою. Добивайтесь цели, не разменивайтесь на пустые стычки.
Сохатый вскочил на ноги быстро и ловко, как наставник учил.
— Прежде ты не показывал этого приема! — смущенно, будто пытаясь оправдаться, заявил он.
— Теперь ты его увидел, — Седой Ворон чуть заметно усмехнулся. — Но суть не в этом. Ты должен осваивать искусство боя, пока не перестанешь различать приемы.
— Когда мы выучим их все? — уточнил Бирюк.
— Не существует всех приемов, — отрицательно покачал головой мастер. — Пока вы не станете просто адекватно двигаться, отвечая на внешнюю опасность, не задумываясь, как любой человек закрывает или открывает глаза; пока заученные техники не станут вашими естественными движениями — до той поры, сколько бы вы ни отрабатывали их, они останутся правильными, но бесполезными. Так что учитесь наполнять собой каждый миг своего движения, жить в нем.
— Седой Ворон, — Бирюк не мог сдержать восхищения, — ты, наверное, самый великий из всех ныне живущих воинов!