Бедняга Рассел, подумал Стрэнд. И вдруг почувствовал себя виноватым — за то, что так и не дозвонился до Хейзена и не сообщил тому о визите агентов ФБР. Он представлял, какой шок испытает Хейзен, открыв за завтраком утренний номер газеты.
Стрэнд сложил газету пополам и бросил ее обратно, на стопку других. Он заплатил за нее, но ему вовсе не хотелось читать об убийствах, экзекуциях, войнах и банкротствах — короче, о том, что ежедневно фигурировало в утренних выпусках новостей.
Он вышел из аптеки на холодную серую улицу. Пешеходов было немного, и все они торопливо шагали, сгорбившись под порывами ледяного ветра. Как это глупо и неосмотрительно с его стороны — даже не надеть шляпы. Он снял шарф с шеи, обмотал им голову, точно шалью, завязал узлом под подбородком и зашагал вперед со слезящимися от холода глазами. А мысленному его взору представлялись снимки, которые он видел в газетах раньше: по грязным дорогам тащатся женщины-беженки, их головы обмотаны шалями и платками…
Проклиная ветер и холод, он едва добрел до школы. Он был уверен, что просто не в силах вести занятия до пяти вечера. Однако, к собственному удивлению, все же справился; правда, читая лекцию, сидел за столом, а не расхаживал, как обычно, по классу. Да и говорил тихо и медленно. Потом вдруг в середине последнего урока в класс заглянула секретарша директора и попросила зайти к Бэбкоку, причем как можно скорее.
Он отпустил учеников и пошел по коридору к кабинету директора. Вошел и увидел Ромеро, Роллинза и мистера Холлинзби.
Разбитые губы Ромеро распухли, на лбу красовалась огромная шишка, но стоял он прямо, вызывающе вскинув голову. И, лишь увидев Стрэнда, опустил глаза и уставился в пол.
— Аллен, — сказал Бэбкок, — все мы заняты тем, что пытаемся убедить Ромеро начать сотрудничать с мистером Холлинзби. Но увы, все пока безуспешно. Я сказал Ромеро, что в подобных обстоятельствах у меня просто нет другого выхода, кроме как исключить его из школы. Прямо с сегодняшнего дня. Но я мог бы и повременить, как-то оттянуть этот… э-э… неприятный шаг, дождаться по крайней мере решения суда. По мнению мистера Холлинзби, мы, если повезет, можем добиться для Ромеро условного освобождения. В этом случае, полагаю, я мог бы позволить ему вернуться в школу на испытательный срок. Чтоб мальчик хотя бы закончил учебный год. Возможно, вам удастся как-то на него повлиять?
— Ромеро, — начал Стрэнд, — не стоит играть в эти игры и рисковать всей дальнейшей судьбой. Воспользуйся хотя бы предоставленным тебе шансом. Мне не хотелось бы напоминать тебе, сколь многим ты обязан мистеру Хейзену. Да и мне тоже в каком-то смысле… Строго между нами: мы очень и очень надеялись на тебя. Сделали на тебя ставку. Причем я говорю совсем не о деньгах, нет. О некоем моральном вкладе. И мне больно видеть, как ты все разрушаешь своими же собственными руками.
— Вы уж простите, мистер Стрэнд, — сказал Ромеро, по-прежнему глядя в пол. — Все знают, что я сделал и почему. Я отвечаю за последствия и не собираюсь уворачиваться от наказания, каким бы оно ни было. Вы только напрасно время тратите, пытаясь меня переубедить.
Стрэнд пожал плечами.
— Боюсь, это все, — обратился он к Бэбкоку.
Директор вздохнул.
— Ладно, Ромеро, — сказал он. — Собирай свои вещи и уходи. Прямо сейчас, сию минуту. Даже переночевать тебе здесь не позволю.
— Я отвезу мальчиков в Уотербери, — сказал мистер Холлинзби. — Возможно, твои родители, Роллинз, как-то смогут на него повлиять.
— Во всяком случае, попытаются, это уж точно, — заметил Роллинз и взял Ромеро за локоть. — Ладно. Пошли, герой.
Мистер Холлинзби со Стрэндом вышли вслед за ними из кабинета. И двинулись по кампусу к «Мэлсон-резиденс». Странную они являли собой процессию.
— До вашего прихода, — шепнул Стрэнду Холлинзби, — директор отчитал обоих. Досталось и Роллинзу — за то, что устроили в комнате игорный притон. И за то, что Роллинз не сообщил об этом администрации. Бэбкок сказал, что до конца года Роллинз тоже будет находиться на испытательном сроке. А это значит, что за свою команду он выступать больше не сможет. И ни за какую другую тоже. Тренер не придет в восторг, узнав об этом. Ведь Роллинз был у него нападающим номер один. И как теперь будет со спортивной стипендией, тоже не ясно. Наверное, он ее лишится.
— У вас есть дети? — спросил Стрэнд.
— Одна дочь. И та, слава Богу, уже замужем. — Холлинзби рассмеялся.
Интересно, подумал Стрэнд, читал ли когда-нибудь Холлинзби письма своей дочери к мужу или какому-нибудь другому мужчине?
— А у вас? — спросил Холлинзби. — Сколько детей у вас?
— Трое. И ни один пока не попадал в тюрьму.
— Да вы просто счастливчик, — заметил адвокат и покачал головой. — Молодежь в наши дни… Впрочем, сами знаете.
Они вошли в дом, и Стрэнд с облегчением вздохнул, увидев, что в общей комнате ни души. Ромеро начал было подниматься по лестнице, но Стрэнд остановил его.
— Хесус, — сказал он, — последний раз спрашиваю…
Мальчик отрицательно покачал головой.
— Ну ладно, как хочешь, — сказал Стрэнд. — Прощай. — И протянул руку. Ромеро пожал ее.
— Да вы не принимайте близко к сердцу, мистер Стрэнд, — сказал он. — Подумаешь, какое дело — одной сгоревшей спичкой больше, одной меньше. — Он двинулся было к двери, затем остановился, обернулся. — Можно сказать еще кое-что, а, мистер Стрэнд?
— Ну, если считаешь, что у тебя есть что сказать.
— Так вот. Я уезжаю. Но лично мне кажется, что и вы тут долго не продержитесь. — Говорил он со всей искренностью, слова произносил громко и четко. — В этой крысиной дыре так и кишат подхалимы и лизоблюды, а вы совсем другой, мистер Стрэнд.
— Спасибо. — Стрэнд отвесил ироничный поклон.
— Все остальные преподаватели — просто стадо животных на выпасе, мистер Стрэнд. Мирно пасутся себе на зеленой травке…
Интересно, в какой книжке вычитал Ромеро эту фразу, подумал Стрэнд.
— А вы просто бьетесь головой о каменную стену, мистер Стрэнд, — не унимался Ромеро, — и поэтому понимаете меня. Или хотя бы отчасти понимаете. Да здесь все на меня так смотрят, точно я из зоопарка!
— Это несправедливо, — сказал Стрэнд. — Несправедливо по отношению к другим.
— Просто делюсь с вами своим мнением, — пожал плечами Ромеро.
— Ты закончил?
— Закончил.
— В таком случае ступай наверх и собирай вещи, — сказал Стрэнд. Он почему-то сильно разволновался, и ему не хотелось продолжать этот разговор. По крайней мере сегодня.
— Идем, малыш, — обратился к Роллинзу Ромеро. — Наведем порядок на нашей старой плантации. Хозяин продал нас на Юг.
Стрэнд наблюдал за тем, как Холлинзби и мальчики поднимались по лестнице, затем прошел к себе в квартиру. В гостиной надрывался телефон. Он уже почти решил не снимать трубку, но затем подумал — может, это Лесли звонит из Франции, сказать, что долетела благополучно, что все у нее в порядке. Он снял трубку.