Стрэнд весь сжался. Он хотел бы сам сделаться невидимкой и не видеть, не слышать того, что происходит. Он взглянул через стол на Лесли. Она плакала, лицо было искажено. «Не многовато ли слез для одного вечера?» — механически подумал он. Вот и все, о чем он был способен думать в этот момент.
Столь же внезапно миссис Хейзен снова заговорила ровно и деловито:
— Итак, если ты вздумаешь ставить препоны нашему разводу, если не обеспечишь свою бывшую жену должным образом, будь уверен, я сделаю все, чтоб опозорить тебя. Опубликую в газетах список твоих так называемых подвигов, имена мадам Аркур, всех секретарш, пухленьких маленьких женушек твоих друзей, которым ты по доброте душевной помогал в политике и бизнесе. Всех этих смазливых актрисулек, которые утешали тебя и помогали забыть фригидные объятия законной супруги. Думаю, перечень всех этих имен станет увлекательнейшим чтивом.
— Сука!.. — выдохнул Хейзен.
— Если и да, ты сделал меня такой! И я этого тебе тоже не прощу, так и знай! Ладно, ближе к делу, — почти весело добавила миссис Хейзен. — Дом в Нью-Йорке можешь оставить себе. Это не дом, а склеп, я всегда его ненавидела, с первого дня. Там обитает дух твоего любимого папочки. Но дом в Хэмптоне достанется мне, со всем, что там есть.
— Я вырос в этом доме, — возразил Хейзен.
— Как только перееду туда, постараюсь забыть об этом. И еще попытаюсь создать в нем нормальную жизнь для моих дочерей, — отрезала миссис Хейзен. — Надеюсь, вам не доставит особых хлопот, миссис и мистер Стрэнд, подыскать для себя и всего своего выводка, к которому, сколь ни странно, привязался мой муж, какое-нибудь новое место для отдыха. И найти время, чтоб забрать все свои вещи и убраться оттуда до моего прибытия. Надеюсь также, что вкус к пристойному образу жизни вас не испортил окончательно и вы найдете в себе силы перебраться в более скромные апартаменты и вернуться к прежнему образу жизни. А заодно и к соответствующему кругу знакомств. Я же предпочитаю свой круг, гостей, чьи вкусы и взгляды соответствуют моим. Терпеть не могу гитаристов, женщин-спортсменок, а также молодых дам, которые открыто живут с мужчинами, не состоя при этом с ними в браке. Мне не слишком симпатичны художники-любители и жалкие учителишки, предлагающие своих молоденьких незамужних дочек глупым богатым старикам или евреям.
— Довольно! — прервал ее Стрэнд. — Советую остановиться. — Господи, подумал он, кто же посылает ежедневный отчет этой фурии о том, что творится в доме ее мужа? — Вы крайне неприятная и злая женщина, и мы уходим, причем немедленно. И мне плевать, будете вы орать или нет, пусть вас хоть на Лонг-Айленде услышат! Идем, Лесли. И вы, Линда. Думаю, мы уже достаточно наслушались мерзостей.
— Да уж, — согласилась Линда и поднялась.
Лесли тоже встала из-за стола. Она перестала рыдать, как только миссис Хейзен заговорила о семье. Стрэнд заметил, что его жена просто в ярости. Он ожидал чего угодно, но только не этого: Лесли вдруг размахнулась и изо всей силы влепила миссис Хейзен пощечину.
— Лесли! — воскликнул Стрэнд. — Что ты!..
Миссис Хейзен продолжала сидеть, точно ничего не произошло, даже руки к щеке не приложила. Словно она ожидала этой пощечины и восприняла ее как нечто само собой разумеющееся.
— Рассел, — сказал Стрэнд, — на вашем месте я бы воспользовался любезным предложением вашей супруги совершить самоубийство. И не стал бы ей мешать или отговаривать.
— Вы двое, вы от него тоже так просто не отделаетесь, — тихо проговорила миссис Хейзен. — Он погубит вас своей добротой. Разрушит ваш мир с самыми лучшими намерениями. И стоит вам сделать хотя бы один промах, тут же возненавидит и откажется от вас, со всеми вашими планами, надеждами и прочим. Даже бровью не поведет. Запомните мои слова, вы, глупые, жалкие людишки. Ваши каникулы скоро кончатся. — Она протянула свой бокал Хейзену и сказала: — Знаешь, я бы выпила еще немного вина, дорогой.
Стрэнд в сопровождении двух женщин направился к выходу из зала. Они пробирались между столиками, за которыми сидели беспечные люди. В зале стоял приглушенный гул голосов. Путь к двери показался им страшно долгим.
Лесли шла ровной, какой-то деревянной походкой, макияж снова размазался, но выражение лица было холодным и подчеркнуто суровым. Линда споткнулась, когда они начали подниматься по лестнице, и Стрэнд подхватил ее под руку и заметил, что она дрожит. Вся кровь, казалось, отхлынула от ее лица, оно побелело как мел, и лишь пятна румян выделялись на щеках, точно маленькие красные ранки. Подойдя к двери их номера, Стрэнд понял, что просто не может оставить миссис Робертс одну.
— Идемте, посидим у нас немного, — ласково сказал он. — Нам всем необходимо выпить.
Линда молча кивнула.
Стрэнд позвонил из номера и попросил, чтобы им прислали бутылку виски и лед. Насчет Линды он уверен не был, но они с Лесли ни разу до сих пор не пили по причине отчаяния. Линда вяло опустилась в кресло, словно все косточки у нее вдруг разжижились. Руки, сжимавшие подлокотники, по-прежнему дрожали. Лесли направилась в ванную со словами:
— Хочу компенсировать ущерб, нанесенный мне этой вечеринкой.
— Кошмарная женщина… — пробормотала Линда, голос ее дрожал. — А я ведь всегда старалась стать ее другом. Понимала, как трудно Кэтрин после смерти сына… — Она промокнула глаза кружевным платочком. — Всякий раз, когда приезжала в Париж, спешила ее навестить, приглашала к себе в Мужен. Но эти чудовищные оскорбления!.. — Подавленность сменилась гневом. — Между мной и Расселом никогда ничего не было! Господи Боже, я совсем, совсем не из таких!.. Скажите, Аллен, вам хоть когда-нибудь, хоть на минуту могло прийти в голову, что…
— Ну конечно, нет, — не совсем искренне ответил Стрэнд.
— А эта бедняжка, мадам Аркур… — продолжала Линда. — Как вам кажется, может, стоит пригласить ее к нам и…
— Не думаю, что она захочет видеть кого-то из нас, — заметил Стрэнд. — По крайней мере не сегодня.
— Надеюсь, вы не поверили утверждениям Кэтрин, что у меня с Расселом или с кем-либо из друзей, гостивших у него в доме, мог быть роман, а, Аллен? — не унималась Линда. В голосе ее звучало отчаяние. — Мне была бы невыносима сама мысль о том, что вы можете подумать такое!
— Послушайте, Линда, — Стрэнд подошел и взял ее руки в свои, — лично я считаю, что вы самая порядочная женщина из всех, с которыми мне доводилось встречаться.
— Спасибо, — прошептала Линда.
— И не следует принимать все так близко к сердцу. Миссис Хейзен явно не в себе. Ни один человек в здравом уме не поверит ни единому ее слову.
— Она никогда не была ему хорошей женой, — сказала Линда. — Превратила его жизнь в ад. Просто не понимаю, как он мог так долго терпеть все это!.. Она постоянно унижала его. Язык у нее как бритва. Знаете, когда у них на вечеринке кто-нибудь спрашивал Рассела о деле, над которым он работает, — а о нем, кстати, все время пишут в газетах, он пользуется огромным спросом, к нему за советом приходят самые важные люди, из правительства, финансовые и промышленные магнаты, — так вот, когда кто-нибудь спрашивал, а он начинал объяснять какую-нибудь юридическую тонкость, она принималась открыто насмехаться над мужем и говорила: «Перестань утомлять гостей! Ты нагоняешь на них скуку. Всем и без того прекрасно известно, какой ты ловкач в своем деле!» Ловкач!.. Это Хейзен-то!.. Нет, разумеется, Кэтрин многие жалели — ведь она потеряла сына, дочери от нее отвернулись. Но предел есть всему. Как-то раз у них обедал один сенатор, весьма уважаемый человек, но по понятиям миссис Хейзен он принадлежал не к той партии, и вдруг хозяйка заявляет: «Вы, чертов дурак и ублюдок!» Так и сказала, прямо в лицо — только за то, что он упомянул о своем голосовании за некий билль, которого она не одобряла. Ну как можно жить с такой женщиной?.. И несмотря на то, что именно она всегда говорила чудовищные вещи, получалось, будто Рассел во всем виноват.