— Хотел бы я посмотреть на вас в деле.
— Ваше величество, пока я еще сама себе хозяйка, осмелюсь до того, как принесу вам вассальные клятвы, пока еще мы на равных, как сеньоры, пригласить вас к себе на охоту в горы. Тут недалеко. Тут все недалеко.
— Кто на кого будет охотиться? Вы на меня или я на вас. — У меня появилась снова тема для флирта.
— Нет, ваше величество. Мы оба будем охотиться на лань. Надо же чем-то кормить такую ораву в шато. — И прямо посмотрела мне в глаза.
Верю, верю… На лань так на лань. Хотя сама Аиноа своим гибким станом и миндалевидными глазами — карими в фиолетинку, очень и очень похожа на грациозную телку лани. Возможно, все эти мои скабрезные мысли «про телку» столь явно проявились на моем лице, что не остались безнаказанными.
— А при случае можно и козла завалить, — продолжила свою речь шевальересс, все так же невинно и прямо смотря мне в глаза.
— Какого козла? — вырвалось у меня непроизвольно.
— Горного. Круторогого такого.
И она сделала несколько круговых вращений ладонью рядом со своим виском.
Ай да девонька! Один — ноль в ее пользу в словесных кружевах.
Чую, что шевальересс надо мной просто издевается. Умно, тонко и хрен подкопаешься к двусмысленности. Расслабился я тут на простых бабах. А эта штучка феодальная, прежде чем дать, все мозги затрахает.
Ладно. Не очень-то и хотелось. У меня своя Ленка есть в восемнадцати километрах всего. Проста и безотказна как трехлинейная винтовка. Чтобы ее в койку уложить, не надо мне никаких особых танцев с бубнами.
— А вы, шевальересс, очень чисто говорите на эускара, откуда такие знания? — поменял я тему.
— Бабушка, — коротко ответила девушка.
— И писать по-васконски умеете?
— Да, ваше величество, но…
— Что «но»?
— Это вряд ли можно назвать грамотностью, по сравнению с кастильяно. Я уже не говорю об окситане.
— Почему такое уныние?
— Просто каждый пишет на народном языке, как ему вздумается; нет правил, нет грамматики. Общее только одно — латинский алфавит. Поняли твою записку и… слава богу.
— Вы любите свой народ?
— А что, есть люди, которые не любят свой народ? — удивленно ответила девушка.
— Ваш отец, например.
— Не судите его строго, ваше величество, ему часто пеняли на турнирах, что наш род не имеет чести, так как с легкостью меняет государей, держась за этот кусок старой римской дороги, который ни объехать ни обойти. Все эти железные горшки, — она обвела рукой трофеи на стенах, — когда-то венчали глупые головы насмешников. Двое из них на турнире отдали богу душу.
— Ненавижу турниры, — вырвалось у меня, — мой отец погиб на турнире, когда я еще из младенческого возраста не вышел.
— Соболезную вам, ваше величество.
— Простите, шевальересс, я вас перебил, а это не куртуазно. Продолжайте, мне интересно то, что вы рассказываете.
Мне действительно было интересно. Такую информацию от своего окружения я не получал. А в моем случае информация о феодалах доставшейся мне страны не могла быть лишней по определению.
Девушка посмотрела мне в глаза и переспросила:
— Действительно интересно?
Я кивнул головой, и она продолжила:
— После того как отца посвятил в кабальеро сам руа франков… отец стал чересчур гордым, и многих этим задел. Он не выдержит насмешек над собой после очередной смены сюзерена. Поэтому и решил уйти в никуда… Уповая только на милость своего монарха. И собственную гордыню.
— А вы остались… — оборвал я вопрос, ожидая, что сама девушка ответит.
— А я никогда не была вассалом руа франков, ваше величество. Я была вассалом отца, который был прямым вассалом руа Луиса. Вы приехали, спихнули отца с земли, и теперь нет у меня сеньора. Но мне нравится мысль, что я буду прямым вассалом рея Наварры. Вас, ваше величество. Ваши прямые вассалы получают меснаду, что мне очень не помешало бы.
Вот так вот, ничего еще не было, только за руку взял, а девочка уже меня доит. Учиться у нее надо…
— Боюсь вас разочаровать, шевальересс.
— В чем?
— В том, что вы будете прямым вассалом рея Наварры.
Девушка явно огорчилась, но арсенал манипулятивных приемов у нее был просто бездонным.
— Я никому не принесу оммажа, кроме вас. — Голос у шевальересс стал взволнованным.
Какие-то планы я ей все же обломал.
— Обещаю, что завтра вы принесете обеты именно мне, но не как рею Наварры, а как командору ордена Горностая. Ваша клятва верности будет принесена всей командарии ордена, а мне уже вторично, как его должностному лицу. Сменится командор у ордена, но это не отменит вашей клятвы верности самому ордену. Впрочем, вы еще имеете время передумать и отправиться вместе с отцом в Шампань. У меня там найдется еще не одна отдельная сеньория, чтобы обменять ее на вашу. Если вы захотите, эти земли будут находиться в другом виконтстве, нежели барония вашего отца.
— Значит ли это, что я не буду получать меснаду? — настаивала шевальересс на своих меркантильных интересах.
— Не будете, — подтвердил я ее худшие опасения. — Но у меня для вас есть должность в ордене. Вы станете шевальер ордена и кастеляном этого шато. Нашей хозяйкой. Вы же здесь все и всех знаете, не так ли? И доход у вас будет больше, чем меснада от рея. Так что вы ничего не теряете.
— Я должна буду дать обет безбрачия? — Задумчивая вертикальная морщинка прорезала ее чело.
— Нет, — поспешил я ее успокоить. — Наш орден — светский. Не монашеский. Но у меня есть к вам неприличный вопрос, сеньорита, но как будущий ваш сюзерен я вправе его задать. Почему вы до сих пор не замужем?
— Потому что дважды я уже сказала перед алтарем свое твердое «нет». Мне не нравились те люди, за которых хотел меня выдать отец. А потом я стала сама себе сеньором.
— Ждете принца на белом коне? — наступил я на вечную девичью мозоль.
— Нет, ваше величество, — спокойно ответила Аиноа, — я трезвомыслящая девушка и знаю, что принцы женятся на землях, а не на женщинах. Той земли, что есть у меня, принцу будет мало. У меня скромные желания. Я хочу выйти замуж за того, от кого захочу рожать детей. И обязательно за баска.
На охоту выехали из замка при свете факелов, едва только на востоке посерело небо над горами.
Кавалькаду составили Аиноа, ее паж, я, Филипп, Микал, Марк и Гырма. Я предпочел бы поехать и без двух последних, но моя невнятная пока еще служба безопасности пообещала вообще закрыть ворота и никого никуда не выпустить. Пришлось продавить минимум охраны. А то увязывались за мной амхарцы всем автобусом. И еще Ллевелин навязывал десяток своих лучников.