— Позвольте, как это нет? — возразил я. — Помнится, вы сами родом из Лоуэлла, штат Массачусетс.
— Ну да, а вы из Скрантона, штат Пенсильвания, — ответил Фабиан. — И нам обоим нужно как можно быстрее позабыть об этом как о досадном недоразумении. Вернее, двух недоразумениях. Ну что ж, женитьба так женитьба. Допустим, с этим я смирюсь. Но вы, похоже, мечтаете о сыне. С этим я тоже готов смириться, хотя это и против моих принципов. Кстати, вы присматривались к нынешним детишкам в Америке?
— Да. По-моему, они вполне сносные.
— Нет, эта женщина положительно околдовала вас. Хм, адвокат в юбке, — фыркнул он. — Боже, если бы я знал, то ни за что не оставил бы вас одного. Послушайте, а она до встречи с вами бывала в Европе?
— Да, приезжала.
— Так почему бы вам не сделать ей такое предложение. Вы поженитесь. Ладно. Но поживете год в Европе. Американки любят жить в Старом Свете. Там мужчины пристают к ним до семидесяти лет, особенно во Франции и Италии. Пусть она посоветуется обо всем с Лили, а потом решает. Хотите, я сам поговорю с ней?
— Вы можете говорить с ней о чем угодно, но только не об этом. Во всяком случае, это не только ее желание. Я тоже не желаю жить в Европе.
— Значит, хотите прозябать в Сэг-Харборе, — мелодраматично простонал Фабиан. — Но почему?
— Множество всяких причин. Большинство из них даже не связано с ней. — Мне не хотелось рассказывать о картинах Анжело Квина и о том, каким они послужили толчком для меня.
— По крайней мере, вы познакомите меня с ней? — обидчиво спросил Фабиан.
— Если вы ни в чем не станете убеждать ее.
— У вас же превосходный компаньон, приятель. Ладно, умываю руки. Когда вы представите меня?
— Поеду к ней завтра утром.
— Надеюсь, не очень рано. У меня в десять часов деловая встреча. Одно деликатное дельце. Потом за обедом все объясню. Останетесь довольны.
— Не сомневаюсь, — кивнул я.
Позднее, к вечеру, когда в небольшом французском ресторане на Ист-Сайде мы ели жареного утенка с оливками и пили настоящее бургундское вино, Фабиан, перегнувшись через стол, поведал о делах, которые он за это время провернул. Оказалось, что и я, и он стали значительно богаче с того дня, когда в женевском аэропорту я провожал взглядом самолет, уносивший моего компаньона и гроб с телом Слоуна.
Было около шести часов вечера, когда мы подъезжали к дому Эвелин. Над тихой сельской местностью уже сгущались приморские сумерки. По дороге Фабиан остановился в Саутхэмптоне и снял номер в небольшом отеле. Мне пришлось терпеливо сидеть и ждать, пока мой неуемный компаньон примет ванну, переоденется и дважды переговорит во телефону с Европой. Между прочим, я сказал ему, что Эвелин приготовила ему гостевую комнату, на что Фабиан ответил:
— Спасибо, дружок, но это не для меня. Мне не слишком улыбается всю ночь не спать из-за звуков любовных утех за соседней стенкой. Особенно, если я знаком с участниками игры.
Я вспомнил, что говорила мне за завтраком Бренда Моррисси в вашингтонской квартирке Эвелин, и не стал разубеждать Фабиана. Едва мы остановились у дома, как зажегся фонарь над входной дверью. Наше появление не было, таким образом, неожиданностью для хозяйки.
Мягкий свет фонаря приветливо озарил широкую лужайку перед домом, который стоял на отвесном берегу над морем. По краю лужайки виднелись заросли молодых карликовых дубков и согнутая ветрами чахлая сосна, стоявшая на самой границе участка. Других домов поблизости не было.
Сам дом был маленький, серый, потрепанный непогодами, с крутой крышей и слуховыми окнами. И я невольно спросил себя — ужели здесь мне суждено жить и умереть?
Фабиан настоял, что возьмет с собой две бутылки шампанского, хотя я и уверял его, что в этом нет нужды, так как Эвелин любит выпить и у нее все найдется. Он не помог мне нести чемоданы, а взял лишь свои две бутылки, считая это единственной ношей, которая приличествует человеку его положения.
Потом он стоял и рассматривал дом, словно готовился к схватке с врагом.
— Маловат домишко, вы не находите? — небрежно спросил он.
— Не нахожу, — в тон ему ответил я. — Ведь я не разделяю ваших представлений о величии.
— А жаль, — подчеркнул он, нервно подкрутив усы. Почему это он нервничает?
— Что ж, пошли, — пригласил я.
— Может, сперва лучше войти вам одному, — сказал Фабиан, не трогаясь с места. — Я подожду, пока вы встретитесь. Вам, наверно, нужно сказать что-нибудь друг другу наедине.
— Ваша предупредительность делает вам честь, но в данном случае она излишняя. Я уже обо всем переговорил с ней по телефону.
— Вы ясно сознаете, на что идете?
— Совершенно ясно, — ответил я и, твердо взяв его под руку, повел к дому по посыпанной гравием дорожке.
Не могу сказать, что этот вечер в доме Эвелин прошел вполне удачно. Дом был очаровательно и со вкусом обставлен, хотя и недорогой мебелью; однако маловат, как заметил Фабиан. Обе купленные мной в Риме картины висели на стене, господствуя надо всем в комнате. Эвелин была одета буднично, в черных брюках и свитере, как бы подчеркивая, что не устраивает особого приема для первого из моих друзей, с которым знакомится. Она поблагодарила за шампанское, но сказала, что не в настроении пить его, и пошла на кухню, чтобы приготовить нам коктейли.
— Пусть шампанское останется до свадьбы, — решила она.
— Ну, тогда его будет неизмеримо больше, дорогая Эвелин, — сказал Фабиан.
— Даже если и так, — решительно возразила Эвелин, уходя на кухню.
Фабиан задумчиво поглядел на меня, как если бы хотел сказать что-то важное, потом вздохнул и молча опустился в большое кожаное кресло. Когда Эвелин вернулась с кувшином и стаканами, Фабиан беспокойно покручивал свои усы, ему было явно не по себе, но он поспешил притворно обрадоваться выпивке.
Эвелин помогла мне отнести чемоданы в спальню. Она была не из тех американок, которые считают, что конституция даровала им право не таскать» ничего тяжелее сумочки с косметичкой и чековой книжкой. И была гораздо сильнее, чем выглядела. Спальня оказалась просторной; вместе с примыкающей к ней ванной она тянулась вдоль всего дома. В спальне стояла огромная двуспальная кровать, туалетный столик, книжные шкафы и два плетеных кресла-качалки в алькове. Очень уютная обстановка. Да и лампы, подметил я, стояли так, чтобы было удобнее читать.
— Ну как, будешь ты счастлив здесь? — тихонько спросила меня Эвелин. В ее вопросе слышалась некоторая не свойственная ей тревога.
— О да, — ответил я и, обняв, поцеловал ее.
— А твоему другу, кажется, совсем не нравится у меня? — прошептала она.
— Неважно, — как можно уверенней возразил я. — Как бы там ни было, не он, а я женюсь на тебе.
— Будем надеяться, — с сомнением сказала Эвелин. — Он честолюбив. В нем есть многое от вашингтонских политиков. Сжимает губы, когда злится. Он служил в армии?