— Что ж, тогда не будем, — согласился я.
— Будем ли мы вообще что-нибудь заказывать? Боюсь, у нас мало времени, — заметил брат.
— Не буду вам мешать, — сказала Мадлен, поднявшись из-за стола. — Обедайте без меня. Я знаю, что вам надо о многом переговорить. А я пойду пройдусь по этому милому городку.
— Смотри не заблудись, — напутствовал ее Генри.
— Постараюсь, — рассмеялась она.
Брат с напряженным лицом, не отрываясь, глядел ей вслед, когда она шла к выходу. У нее были стройные ножки, хорошая фигурка, легкая походка. И он даже затаил дыхание, словно забыл обо всем на свете.
— Дорогой праведник, что сие значит? — обратился я к брату.
— Ну как она, ничего?
— Очаровательна, — заверил я, и вовсе не из желания польстить ему или ей. — А теперь выкладывай все.
— Я получаю развод.
— Давно пора.
— Да, давно бы надо.
— Где же твои очки?
Генри рассмеялся.
— Ношу контактные линзы, — объяснил он. — Спасибо твоему другу Фабиану. Он убедил меня и направил к знакомому врачу. Когда увидишь его, передай ему мой горячий привет.
— Можешь сам лицезреть его здесь. Я только что расстался с ним.
— Мне нужно к четырем вернуться обратно в Нью-Йорк.
— Что ты делаешь в Нью-Йорке? — поинтересовался я, ибо не мог и представить себе, что брат уедет из своего Скрантона.
— Я теперь живу там, — ответил брат. — У Мадлен квартира, а наш бизнес сейчас в Оренжберге, в получасе езды от города.
Официант принес два стакана воды. Генри заказал коктейль с креветками и бифштекс. Про себя я отметил, что аппетит у него тоже улучшился.
— Приятно, Хэнк, что ты приехал повидаться со мной, но почему такая спешка? Почему именно сегодня?
— Юристы хотят сегодня же покончить с заключением договора. Мы вырабатывали его три месяца, и теперь, когда все учтено, они не хотят откладывать, чтобы другая сторона не выдвинула каких-либо новых условий. Ты знаешь, как настырны юристы.
— Нет, не знаю. А что за договор?
— Я не хотел докучать тебе, пока все окончательно не определится. И, надеюсь, ты не будешь возражать…
— Не буду, если ты толком объяснишь с самого начала.
— Я же сообщал тебе, что дело выглядит многообещающим.
— Да, — кивнул я, вспомнив, что его «многообещающее» я воспринимал как «ничего не значащее», а то и вовсе «неудачное».
— А оно оказалось много лучше. Во много раз лучше, чем можно было ожидать. И мы почти сразу начали расширять предприятие. Сейчас у нас в мастерской более ста рабочих. Наши акции еще невысоки на бирже, но уже растут. В настоящее время мы получили предложения от полудюжины компаний, которые хотят откупить наше дело. И самое значительное — от «Нортерн Индастрис». Это огромный концерн. Ты, наверное, слышал о нем.
— Нет, никогда не слыхал.
Брат с укором поглядел на меня, как школьный учитель глядит на ученика, не выучившего урок.
— Как бы то ни было, уж поверь мне, что это огромный концерн, — наставительно повторил он. — И они готовы хоть сегодня подписать с нами договор и уплатить полмиллиона долларов. Ну как, дошло до тебя?
— Вполне, — кивнул я.
— Более того, мы, то есть я и двое молодых инженеров, которые предложили идею, сохраняем контроль и управление делами в течение пяти лет. Жалованье нам увеличивается втрое, и, кроме того, за нами остается определенное количество акций. Ты, конечно, вместе со мной участвуешь в деле.
Официант принес заказанный бифштекс, и Генри с волчьей жадностью набросился на него, поедая вместе с жареной картошкой и булкой, обильно намазанной маслом.
— Теперь подсчитай, Дуг, — говорил он с набитым ртом. — Ты дал двадцать пять тысяч. Наша доля тридцать три процента от полумиллиона, что составляет сто шестьдесят шесть тысяч долларов, из коих две трети твои.
— Я и сам знаю арифметику, — перебил я.
— И это — не считая выплаты по акциям, — заметил Генри, продолжая жевать. Не то от горячей еды, не то от больших цифр, которые он называл, лицо его покраснело и заблестело от пота. — Даже при нынешней инфляции это все же подходящие деньжата.
— Кругленькая сумма, — кивнул я.
— Обещал я тебе, что ты не пожалеешь, не так ли? — сказал он.
— Совершенно верно.
— И мне больше не приходится считать чужие деньги, — с жаром проговорил он и, окончив есть, отложил в сторону нож и вилку. Потом с серьезным видом поглядел на меня. Сквозь контактные линзы глаза его казались глубокими и чистыми. Маленькие красные пятна у носа исчезли. — Ты спас меня от гибели, Дуг, — негромко сказал он. — И я никогда не смогу полностью отблагодарить тебя.
— И не пытайся.
— А у тебя все в порядке? В жизни и во всем?
— Лучше и быть не может, — заверил я.
— Выглядишь ты замечательно, братишка. Правда.
— Спасибо, ты тоже.
— Ну так что? — Он неловко поежился. — Решай: да или нет?
— Конечно, да, — быстро ответил я.
Он радостно улыбнулся и снова взялся за нож и вилку. Прикончив бифштекс, тут же заказал на десерт черничный пирог.
— С таким аппетитом тебе неплохо бы заняться спортом, Хэнк, — посоветовал я.
— Я вновь увлекся теннисом.
— Приезжай как-нибудь сюда, поиграем вместе, — предложил я. — Здесь на острове сотни кортов.
— Прекрасно. С удовольствием пообщаюсь с твоей женой.
— Буду рад, — искренне сказал я и вдруг начал громко смеяться.
— Чему ты смеешься? — как-то подозрительно спросил брат.
— После твоего звонка, когда я ехал сюда, то по дороге решил, что на крайний случай дам тебе еще десять тысяч. И ни цента больше.
В первый момент Генри как будто обиделся, но затем тоже стал смеяться. Мы еще продолжали хохотать, когда в дверях показалась Мадлен и подошла к нашему столику.
— Что с вами? — спросила она.
— Семейные дела, — ответил я.
— Что ж. Генри мне потом расскажет. Ты ведь все мне рассказываешь. Генри, не так ли?
— Да, все и всегда, — сказал брат и с любовью поднес ее руку к губам. Прежде он никогда столь открыто не выказывал свои чувства. Я видел, что многое в нем изменилось, он стал совсем другим человеком. Если кража ста тысяч у мертвого старика могла помочь так измениться Генри, то разве в какой-то мере это же снимало с меня вину за само преступление?
Когда я проводил их к машине, Мадлен дала мне адрес своей нью-йоркской квартиры. Однако мы и не подозревали, как скоро нам придется увидеться.