— Ничего страшного не случилось, — заявила Барзелли; похоже, эпизод ее позабавил. — Роберт — человек молодой. Молодежь вечно дерется. Утром все будет в порядке. Ему только требуются новые очки.

Сажая Макса и Брезача в такси, Джек услышал голос Тачино:

— Первый вечер без Тассети, и надо же… Если бы Тассети был здесь, уверяю вас, никому не удалось бы безнаказанно ударить моего гостя.

— Почему вы говорите — моего гостя? — сказала Барзелли. — Счет оплатил мистер Холт.

— Я говорю в широком смысле, — с достоинством произнес Тачино и зашагал к своему автомобилю.

В такси некоторое время было слышно лишь, как Макс посасывает разбитую губу. Затем венгр сказал:

— Мне сразу не понравилось лицо этого человека. У него физиономия комиссара. Очень жаль девушку, которой предстоит жить с таким типом.

Он снова принялся посасывать губу.

Всю дорогу Брезач сидел в углу, прижавшись головой к окну, и беззвучно плакал. Никакие слова утешения не дошли бы до него сейчас, и мужчины оставили Роберта в покое, они старались не смотреть в его сторону, пока такси громыхало по узким улочкам спящего города.

Когда машина остановилась, Макс сказал Джеку.

— Вам нет необходимости подниматься. Я о нем позабочусь. Пойдем, Роберт, — с трогательной нежностью в голосе обратился он к Брезачу.

Джек проводил взглядом двух друзей, скрывшихся в темном подъезде, затем попросил таксиста отвезти его в гостиницу. Пока он ехал, ему пришло в голову, что Вероника до сих пор, наверно, сидит со своим мужем в ночном клубе и пьет шампанское; человек с лицом комиссара, произнесший: «Сядь прямо. Ты уже не ребенок», продолжает безжалостно наказывать ее.

Последний шанс, последний шанс, подумал Джек. Завтра она уже будет в Афинах.

На мгновение он поддался соблазну. Джек даже наклонился вперед, собираясь обратиться к водителю. Он застыл на краю сиденья в неудобной позе. Водитель повернул руль, не снизив скорость. Джек откинулся назад. Нет, пусть бедная девушка останется в своей застрахованной швейцарской постели.

Через пять минут он уже был возле входа в отель.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

У портье Джека ждали две записки одинакового содержания. Клара Делани просила мистера Эндрюса позвонить ей в больницу, когда бы он ни пришел.

Поднимаясь к себе на лифте, он разглядывал эти послания, написанные неразборчивым почерком гостиничной телефонистки. «В больницу, в больницу», — читал он снова и снова. «Поминки, — подумал он, охваченный чувством вины. — Меня забавляла мысль о том, что мы справляем поминки по Делани».

Джек заспешил по устланному коврами коридору к себе в номер. Он открыл дверь и, оставив ключ в замке, направился к телефону, стоящему в гостиной. Горничная оставила включенной одну лампу возле телефона, яркий конус света выхватывал аппарат из полумрака комнаты.

Ему не сразу удалось связаться с Кларой. Дежурная медсестра сначала не соглашалась позвонить в палату Делани, ссылаясь на поздний час, и лишь после бурного спора вызвала Клару.

Джек посмотрел на часы. Стрелки показывали тридцать пять минут третьего. Он вспомнил слова Сэма Холта: «В таком месте… В лучшем римском клубе», а также кровь вокруг глаз Роберта Брезача, выступившую после того, как муж Вероники разбил парню очки.

Наконец после нескольких щелчков в трубке раздался голос Клары:

— Алло.

— Клара, — сказал Джек, — в чем дело? Что-нибудь случилось?

— Кто это? — недовольным тоном разбуженного человека спросила Клара.

— Джек. Ты просила меня позвонить. Я только что пришел и…

— А… — вяло произнесла Клара. — Джек.

— Как Морис?

— Без изменений. — В голосе Клары присутствовали странные ноты, которые воспринимались как знак враждебности.

— Я рад, что ты наконец решила прийти к нему, Клара. Уверен, ты поступила правильно.

Узнав, что Морису не стало хуже, Джек уже пожалел о своем звонке. Что бы ни собиралась сказать ему Клара, утром Джеку было бы гораздо легче вынести общение с ней.

— Послушай, Клара, уже очень поздно. Завтра вечером я, как обычно, приеду в больницу, и…

— Нет, ты не приедешь.

— Что ты сказала, Клара?

— Я говорю, завтра ты не приедешь в больницу, — произнесла Клара. — Я не пущу тебя в палату Мориса.

— Ты что говоришь?

— Навещать Мориса могут только его друзья. Ты ему не друг.

Джек вздохнул:

— Клара, несомненно, ты хочешь сказать мне нечто неприятное. Сейчас слишком поздно, чтобы говорить о неприятных вещах. Мы побеседуем утром…

— Больше мы никогда не будем разговаривать, — громко заявила она. — Не думай, что мне неизвестно о том, как ты обошелся с несчастным Морисом, когда он лежал на смертном одре. Он все мне рассказал.

— Как я обошелся с несчастным Морисом? — повторил Джек.

Он понимал, что ему следует немедленно опустить трубку, а утром связаться непосредственно с Делани, но атака Клары пробудила в нем любопытство.

— Ты предал его, — резким тоном произнесла Клара. — И это после всего, что он для тебя сделал…

— Клара, возьми себя в руки, — спокойно попросил Джек. — Объясни, каким образом я предал Мориса.

— Не считай меня идиоткой, — едва не срываясь на визг, сказала Клара. — Довольно. Сегодня ночью мы с Морисом все обсудили, теперь он будет слушать меня, позволит мне заботиться о нем. Он понял, что всю жизнь был слишком наивным и доверчивым, а теперь расплачивается за это. Отныне, — торжествующе произнесла Клара, — каждый, кто пожелает получить что-либо от Мориса Делани, прежде будет иметь дело со мной.

Прирожденная тюремщица, подумал Джек, наконец-то достигла вершины своей карьеры, ей дали ключ от тюрьмы.

— Мне ничего не нужно от Мориса и от тебя тоже. Но я приеду к вам сейчас, чтобы объясниться окончательно.

— Не утруждай себя. Ты не войдешь в палату. Я встану у ее двери. Он больше не будет растрачивать свое время и чувства на людей, вонзающих ему в спину кинжал.

— Ладно, Клара, — не повышая голоса, сказал Джек, — на сегодня довольно. Попытаюсь что-нибудь понять утром. Сейчас я ложусь спать.

Он собрался опустить трубку.

— Мне все известно! — закричала Клара, и Джек подумал о том, что своим безумным, пронзительным голосом она разбудит немало больных. — А теперь и Морис все знает о своем верном друге Джоне Эндрюсе, некогда жалком актеришке без гроша за душой, которого он вытащил из сточной канавы. Не думай, будто мне неизвестно, что происходило у него за спиной. У меня есть свои источники информации. Хильда звонит мне три раза в день, десять минут назад я говорила с Сэмом Холтом. Тебе не удастся ничего от меня скрыть…