Полицейские с электрическими фонариками в руках указывали автомобилям дорогу к открытой площадке, где уже стояло много машин. Было сыро и холодно. Крейг выключил зажигание, открыл дверцу и ступил на траву. Под ногами хлюпала вода. Выбравшись на дорожку, он зашагал к большому, похожему на замок дому, откуда доносились звуки оркестра. Дом стоял на холме за Мужэном и возвышался, точно маленькая крепость, над окружающей местностью.
Он пожалел, что Энн еще не приехала. Ей было бы приятно пройтись вот так вместе с отцом под звуки французской песенки, в сопровождении полицейских, которые охотно освещают вам дорогу под старыми темными деревьями, радуясь, что им не надо швырять бомбы со слезоточивым газом перед зданием правительства. Телеграмма Энн лежала у него в кармане. Он был несколько удивлен — она все же решила сначала навестить в Женеве мать и только на следующий день приехать в Канн.
Уолтер Клейн, хозяин, встречал гостей. Он арендовал этот дом на один месяц, выбрав его потому, что он достаточно велик для балов. Клейн был крепкий, коренастый человек с моложавым и обманчиво беспечным лицом. В последние годы многие посреднические фирмы прекращали существование и сливались с другими фирмами; одну из таких распадающихся организаций Клейн своевременно оставил, уведя за собой ряд известных актеров и режиссеров, так что, пока другие посреднические фирмы и компании горели, он ловко приспосабливался к новым условиям. Это позволило ему сохранить за собой значительную долю участия в фильмах, готовившихся или снятых в Америке и Англии; во всех ключевых точках у него были клиенты или должники, чьи картины он либо финансировал, либо распространял. В то время как другие впадали в панику, он говорил: «Ребята, дела у нас идут лучше, чем когда-либо». В отличие от Мэрфи, разбогатевшего в менее трудные времена и высокомерно державшегося в течение этих двух недель в стороне от фестивальной нервозности, Клейн не чурался людей. Его всегда можно было увидеть сосредоточенно беседующим где-нибудь в уголке с продюсерами, режиссерами, актерами и обсуждающим всевозможные финансовые сделки, что-то обещающим, что-то подписывающим. Себе в помощники он выбрал спокойных, представительных молодых людей, не избалованных легкой жизнью в старые времена, алчных и честолюбивых, как их хозяин, и умевших, подобно хозяину, под внешним обаянием скрывать свои хищные повадки.
Некоторое время назад Клейн встретил Крейга в Нью-Йорке и полушутя спросил: «Джесс, когда же вы оставите этого старого динозавра Мэрфи и заглянете ко мне в контору?» — «Наверно, никогда, Уолт, — ответил Крейг. — Наша дружба скреплена кровью». Клейн засмеялся. «Ваша верность делает вам честь, Джесс. Только жаль, что давно я уже не встречаю вашего имени на серебристом экране. Если все же решите заняться настоящим делом, заходите».
Клейн стоял в мраморном холле и разговаривал с кем-то из только что прибывших гостей. На нем был черный бархатный пиджак, рубашка в оборочках и ярко-красный галстук-бабочка. Рядом с ним стояла, заметно волнуясь, женщина, ведавшая в его фирме отделом рекламы и информации. Это она рассылала приглашения на прием. Вид Крейга, одетого в синий фланелевый спортивный костюм, ей явно не понравился. Многие гости, хотя и не все, пришли в вечерних костюмах, и по лицу этой женщины Крейг понял, что в его небрежении к одежде она усматривает некоторую нарочитость.
Клейн крепко пожал ему руку и улыбнулся.
— А вот и наша знаменитость. Я боялся, что вы не придете. — Он не объяснил, почему боялся, что Крейг не придет, и представил его гостям, с которыми только что разговаривал. — Тонио Корелли. Вы его, конечно, знаете, Джесс? — Только визуально. — Корелли был тот самый молодой красавец — итальянский актер, которого Крейг видел у плавательного бассейна отеля «На мысу». На нем был великолепный черный смокинг от дорогого портного. Они обменялись рукопожатием.
— Может, вы познакомите его со своими дамами, carino? [22] — предложил Клейн. — Я не разобрал ваших имен, душеньки, — добавил он извиняющимся тоном.
— Это Николь, — сказал Корелли, — а это Айрин.
Николь и Айрин покорно улыбнулись. Такие же хорошенькие, загорелые и стройные, каких Крейг видел с Корелли у бассейна, только это были уже не те девушки, а другие. «У него каждая пара подобрана под стать, — подумал Крейг, — и каждой — свое время». Он чувствовал, что завидует. Да и кто не позавидует?
— Дорогая, — сказал Клейн, обращаясь к своей помощнице, — проводите их в дом и дайте чего-нибудь выпить. Захочется танцевать, — обратился он к девушкам, — смотрите не простудитесь. Оркестр играет на открытом воздухе. Погода мне не подвластна, и вот — зима к нам вернулась. Веселый месяц май.
Трио, сопровождаемое помощницей Клейна, грациозно удалилось.
— Все, что требуется, — это родиться итальянцем, — с улыбкой сказал Клейн.
— Пожалуй, — сказал Крейг. — Только вы и так неплохо живете. — Он показал на роскошное убранство дома, за аренду которого на один месяц, как он слышал, с Клейна взяли пять тысяч долларов.
— Да я не жалуюсь. Плыву себе по течению, — сказал, ухмыляясь, Клейн. Он не скрывал, что гордится своим богатством. — Берлога довольно уютная. Ну вот, Джесс, мы и снова встретились. Я очень рад. Как дела?
— Прекрасно, — ответил Крейг. — Просто прекрасно.
— Я пригласил Мэрфи и его фрау, — сказал Клейн, — но они, поблагодарив, отказались. С мелкой сошкой не знаются.
— Они отдыхать сюда приехали, — солгал за своего друга Крейг. — Предупреждали меня, что всю эту неделю будут рано ложиться спать.
— Великий был человек этот Мэрфи. В свое время. Вы, конечно, с ним еще не порвали?
— Конечно.
— Я уже как-то говорил, что ваша верность делает вам честь. Вы с ним сейчас чем-нибудь связаны? — Клейн задал этот вопрос как бы невзначай, глядя в сторону, на гостей, проходивших под аркой в большую гостиную.
— Насколько я знаю, нет, — ответил Крейг.
— А у вас у самого есть какие-нибудь планы? — Клейн повернулся к Крейгу.
Крейг помолчал.
— Возможно. — Он никому еще, кроме Констанс и Мэрфи, не говорил, что у него зародилась мысль о новой картине. Но Мэрфи ясно — более чем ясно — определил свою позицию. Так что слово «возможно» Крейг обронил не случайно. Из тех, кто приехал на фестиваль, самым полезным мог быть Клейн с его энергией и обширными связями. — Есть у меня одна идейка.
— Вот это новость! — Восторг, прозвучавший в голосе Клейна, казался почти естественным. — Слишком уж надолго вы оторвались от дел, Джесс. Если вам нужна будет помощь, вы ведь знаете, к кому за ней обратиться? — Клейн ласково коснулся его плеча. — Для друга ничего не жалко. Мы сейчас такие дела делаем, что даже у меня голова кружится.
— Слыхал. Может быть, я позвоню вам на этих днях, тогда поговорим.
Вот уж обиделся бы Мэрфи, услышав это обещание. Он гордился своей проницательностью и сердился, если его клиенты или друзья не слушались его совета. К Клейну он относился с презрением: «Этот несчастный маленький пройдоха, — говорил он о нем, — через три года от него и следа не останется». Но Мэрфи теперь не делает ничего такого, от чего кружилась бы голова.