– Твоя кожа ни хрена не смыслит в иммиграционной политике. Не трясись ты, как старая баба.
– Тебе легко так рассуждать. Тебе не нужно разрешение, чтобы работать. Я тайком ото всех перебрался в маленькую гостиницу на окраине города. Это отвратительное заведение, где живут одни сутенеры, проститутки и наркоманы, а женщины по ночам кричат так, будто им режут горло. У него есть только одно достоинство: полиция не рискует туда заглядывать. Я оставлю тебе свой телефон, если ты обещаешь держать его в секрете – даже от Трейси. Спрашивай Рене Ферно – так теперь меня зовут.
– Красивое имя, – улыбнулся Майкл. – Запиши его. На столе есть блокнот и ручка.
Он смотрел, как Антуан записывает название гостиницы, свое новое имя и телефон.
– Вот. – Антуан отложил ручку. – Еще один француз с вымышленным именем.
– Не могу ли я чем-нибудь тебе помочь? Например, таким пустяком, как деньги.
– Ты и так мне здорово помог, даже пострадал из-за меня.
Антуан сделал благородное лицо, но эффект скрадывался шрамом и следами угрей.
– Верно, я приложил руку к тому, чтобы тебя уволили и, может быть, даже депортировали. Почему бы тебе не пасть на колени и не поблагодарить меня за это? Деньги нужны?
– Сейчас нет, – ответил Антуан. – Если ситуация изменится, я воспользуюсь твоей безрассудной щедростью. Вероятно, это случится скоро. Спасибо, друг.
– Оставь. Ты вернешь.
– Я никогда не отдаю долги, – скорбно сказал Антуан. – Хотя сам осуждаю эту недостойную черту моего характера.
Майкл улыбнулся:
– Хорошо. Не возвращай. С недавних пор у меня завелись деньги, так что мой карман выдержит любую черту твоего характера.
– А ты? – спросил Антуан. – Что ты будешь делать после больницы?
– Я собираюсь бросить свою работу и уехать из города, – сказал Майкл, удивляясь собственным словам, так легко выскочившим изо рта.
На самом деле, перестав принимать снотворное, он думал лишь о том, как бы скорее выписаться из больницы.
– Mon dieu!
Антуан, казалось, был потрясен услышанным.
– Зачем тебе это нужно? Ты живешь в Нью-Йорке как король.
– Плата слишком высока.
– Куда ты поедешь? Чем будешь заниматься?
– Об этом я еще не думал. Какая разница куда.
– Ради Бога не спеши. И все из-за одного инцидента в баре, случившегося по вине глупого маленького пианиста! Тысяча шансов против одного, что это последняя драка в твоей жизни.
– Драка тут ни при чем. Вернее, она дала толчок. Любое другое событие – может быть, еще менее значительное – раньше или позже сыграло бы ту же роль. Я давно был внутренне готов к подобному решению, только не отдавал себе в этом отчета.
– Почему тебе прежде не посоветоваться с Трейси?
– Ее это не касается, – решительно сказал Майкл.
– Если ты действительно уедешь – а я умоляю тебя тщательно все взвесить, ибо сейчас ты не в состоянии принимать ответственные решения, – в таком случае ты дашь мне знать, где тебя можно найти? Не так у меня много друзей, чтобы позволить лучшему из них раствориться без следа в джунглях Америки.
– Конечно, я дам о себе знать, – мягко сказал Майкл. – Я не в силах отказаться от удовольствия слышать иногда твою игру.
– Майкл, ты самый благородный и верный друг, какого я имел в жизни! – с пафосом произнес Антуан.
– Когда твоя речь перестанет напоминать буквальный перевод из Расина? – грубовато сказал Майкл, стараясь скрыть, как сильно тронули его слова Антуана. – А теперь выметайся отсюда, доктор говорит, что мне вредно много болтать.
Антуан встал:
– Все, убираюсь. Пожалуйста, поскорей выздоравливай и оставайся прежним Майклом, какого я знаю.
– Au revoir, месье Ферно.
Антуан направился к двери, и Майкл заметил, что походка у француза изменилась, стала менее разболтанной, словно он больше не слышал внутри себя синкопированную музыку, под которую двигался раньше.
Усталый, но довольный, Майкл опустил голову на подушку. Визит Антуана здорово его подбодрил, но совсем иначе, чем он ожидал. На самом деле он сам подбодрил себя. Вопросы Антуана натолкнули его па решение, с которым он и так слишком затянул.
– Я собираюсь бросить работу и уехать из города, – повторил он шепотом, укрепляясь в своем намерении.
Майкл блаженствовал, откинувшись на подушку; не спеша, с наслаждением он обдумывал, куда поедет после того, как скажет Корнуоллу, что им придется подыскать нового человека на его место.
Порыв ветра колыхнул занавеси на окне, которое Майкл всегда просил оставлять приоткрытым. Он повернул голову и увидел улицу. За окном медленно кружились большие влажные хлопья первого снега. Майкл улыбнулся. Ну конечно, подумал он. Эта часть решения принята за него. На свете полно снежных мест, а у него есть время решить, какие горы он почтит своим присутствием.
Обретя уверенность в том, что теперь его жизнь наладится, Майкл, страстный приверженец зимы, умиротворенно заснул.
Через три дня, когда Трейси отвозила его из больницы в гостиницу, у Майкла уже созрело окончательное решение. Окинув взглядом прошлое, он понял, что самым спокойным и здоровым периодом его жизни были месяцы после Стэнфорда, когда он работал инструктором по горным лыжам в небольшом городке Грин-Холлоу в Вермонте. Конечно, там все могло измениться, как изменился он сам, но в качестве отправной точки это место казалось Майклу подходящим. Почему-то он ни разу туда не возвращался – вероятно, из-за боязни разрушить очарование нескольких прекрасных месяцев своей молодости. К тому же, поступив на службу к Корнуоллу и Уоллесу, он стал часто ездить на запад, где трассы гораздо более сложные и опасные, чем в Вермонте. Сейчас, по крайней мере, в ближайшее время, он не стремится к риску, думал Майкл, надеясь, что не обманывает себя и зима в Вермонте, где остались старые добрые друзья, поможет отдышаться после нью-йоркской жизни.
В такси он сказал Трейси, что бросает работу и уезжает из города. Она кивнула, словно ожидала этого.
– Я вымотался до предела, – сказал он, и Трейси снова кивнула. – За десять дней, проведенных в больнице, я успел многое обдумать. Мои нервы сдали, но лавры кулачного бойца меня не прельщают.
– Ты был как маньяк, – тихо сказала Трейси. – Когда ты встал и пошел на них, я с трудом тебя узнавала – ты казался безумным, меня испугала радость, которой ты светился. Знаешь, я думаю, если бы они достали ножи и револьверы, тебя бы это не остановило. Я в жизни не испытывала такого страха. Мне казалось, что никогда прежде я не понимала тебя лучше. Тебе на самом деле безразлично, жив ты или мертв. Не очень приятно открыть это в человеке, которого любила. – Она замолчала.
Он был не в силах переубедить Трейси или облегчить ее страдания. Возможно, она не ошиблась. Если бы они вытащили оружие, Майкл все равно не смог бы остановиться. Поэтому он ничего не ответил Трейси.