– Я попрошу Свенсона научить тебя кое-чему, и ты сбросишь одну-две секунды. Он лучший тренер в городе.
– Не стоит из-за меня беспокоиться, – сказала Рита. – Мистер Сторз и так уже мне здорово помог.
– Оставь Майкла для дам постарше, – произнес Калли. – Единственное, чему он тебя научит, так это как быстрее свернуть себе шею. Вам обоим в город? Мы поместимся в пикапе.
– Спасибо, я пройдусь, – отказался Майкл.
Он заметил, что Хеггенер все еще стоит на тропинке – по всей видимости, поджидая его.
– Хочу еще немного потренироваться, – сказала Рита, – пока есть древки.
– Оставь их потом тут, – произнес Калли. – Я скажу ребятам, чтобы забрали их днем.
Калли легко, не опираясь на палки, покатился вниз. Руки у него были заняты финишными флажками.
– Мистер Сторз, – сказала Рита, – не знаю, как отблагодарить вас и мистера Калли…
– Рита, сделай мне одно одолжение. Ты можешь называть Дэвида мистером Калли до тех пор, пока тебе не исполнится пятьдесят, но я предпочел бы, чтобы меня ты называла просто Майклом. А то я кажусь себе девяностолетним стариком.
– Хорошо, – застенчиво согласилась Рита, – мистер… Майкл.
Смутившись, она отвернулась и быстро полезла вверх, к началу слаломной трассы.
Майкл проводил ее взглядом и спустился к подножию горы, где стоял мистер Хеггенер.
– Доброе утро, сэр, – сказал Майкл, остановившись у расчищенной дорожки.
– Действительно, утро доброе, – сказал Хеггенер. – Лучшее время дня.
– Вы встали рано.
Хеггенер пожал плечами:
– Последние месяцы не спится. У меня есть для вас новость. Даже две. Сегодня Ева не сможет кататься. Она сказала, что будет занята, не знаю, чем именно, и попросила передать вам это, если я случайно вас встречу. Вторая новость – прибыли ваши друзья.
– Так рано?
– Они сказали, что ехали всю ночь. Дама очень красива.
Хеггенер посмотрел вверх. Рита превратилась в красную точку, горящую на белоснежном склоне. Она приближалась к месту старта.
– Что за прелестная картина – сказочное утро, хорошенькая девушка в красном, танцуя, словно пылинка а солнечном луче, мчится с горы.
– Она танцевала очень быстро.
– Я заметил. Как вы собираетесь возвращаться в гостиницу?
– Пешком, – ответил Майкл. – Меня привез Дэвид на своем пикапе.
– Вот и чудесно. Тогда мы можем прогуляться вместе. Конечно, если вы не против.
– С удовольствием, – вежливо сказал Майкл, отстегнул лыжи и закинул их на плечо.
Они тронулись в сторону города. Мистер Хеггенер двигался с удивительной легкостью, он всей грудью вдыхал холодный разреженный воздух.
– Горы, – печально произнес мистер Хеггенер, – я люблю в них все. Прозрачность воздуха, цвет теней, хруст снега под ботинками. Какая удача, что я полюбил женщину, разделяющую мою преданность… высоте. Счастливейшие дни моей жизни… – Он вздохнул. – Подобное утро навевает ностальгию по тем дням, когда я сам катался. Скажите, мистер Сторз, вы когда-нибудь спускались по трассе, что идет от Церматта, это под Маттерхорном, в Швейцарии, к итальянскому местечку Сервиния?
– Дважды.
– Это был мой последний спуск, – сказал мистер Хеггенер. – Последний спуск в моей жизни. Погода стояла точно такая же, как сейчас. Чистое голубое небо, идеальный снег, безветрие. Ровно два года назад. Возможно, с точностью до дня. Я описал его где-то в моем дневнике. Все казалось мне по силам, как мальчишке. Я старался подходить к началу сезона в хорошей форме. Я уважаю горы и отношусь к ним серьезно. Осенью я взбирался на скалы, ежедневно по часу занимался гимнастикой, бегал… Не люблю хвастать, но все находили, что для моего возраста я катаюсь прекрасно. – Он говорил без жалости к себе, просто констатировал факт. – Да, я слегка покашливал, но не придавал этому никакого значения – думал, обычная простуда. У меня был удивительный проводник – невысокий крепкий швейцарец, уроженец Церматта. Он читал снег, как читают книгу. Оттенок и рельеф наста предупреждали его об угрозе лавины, о том, что снег может не выдержать собственного веса. С этим человеком я чувствовал себя в безопасности. Я не рисковал понапрасну. Я люблю горы, но, как уже говорил, отношусь к вам с уважением и не считаю, что за минутную радость стоит отдать жизнь.
Он пристально посмотрел на Майкла, словно догадываясь, что эти слова имели особый смысл для его собеседника.
– Мы поднялись на перевал Теодул; весь мир, кроме громады Маттерхорна, вершина которого скрывалась в клочьях облаков, лежал перед нами. Вы, вероятно, помните, что эта трасса считается одной из самых длинных в Европе. Склоны там открытые, они простираются выше лесов. Вам кажется, что можно катиться вечно, вокруг всей планеты, оторвавшись от нее, от ее проблем. Несколько часов радости… Приятно отдаться во власть иллюзий. Вы слышали о Кусто, французском исследователе глубин?
– Да. Я сам немного плаваю со скубой…
– Тогда вам, должно быть, знакомо его выражение «эйфория бездны».
– Да.
– Верьте французу, он нашел точные слова, – улыбнулся мистер Хеггенер. – В тот день под Маттерхорном я познал эйфорию высоты.
– Мне известно, что это такое, – задумчиво сказал Майкл, погрузившись в собственные воспоминания о свободном падении в воздухе, о том, как он, рискуя израсходовать весь запас кислорода, любовался на дне океана останками затонувших кораблей, среди которых плавали стайки разноцветных рыбешек. – Полеты на дельтаплане, затяжные прыжки с парашютом.
– Эйфория, – сказал мистер Хеггенер. – Даже само слово, одно лишь слово повергает вас в трепет. Оно ассоциируется только с дикой природой – вам не придет в голову употребить его, говоря об ощущениях, которые можно испытать в современном городе. Восторг, экстаз, но эйфория – никогда. Эйфория требует безмолвия.
Он молча сделал шагов двадцать, будто само это слово навевало тишину, только снег хрустел под их ботинками.
– Кусто тут верно подметил, – сказал наконец Хеггенер. – Вы рискуете утонуть, не справиться со скоростью, сорваться с горы, попасть под лавину – любая опасность возбуждает человека, обостряет его чувства. – Он едва заметно улыбнулся. – Теперь я стар, на лыжах не катаюсь и могу благоразумно рассуждать о том, что минутная радость не стоит отданной за нее жизни, но когда-то я вечно лез под лавины. В молодости у меня был друг, мой ровесник, великолепный лыжник, он именно так и погиб – катался в лавиноопасной зоне. Поиски заняли двадцать четыре часа. И все же, откопав этого человека, клянусь вам, мы увидели застывшую на его губах улыбку. Он, видно, мгновенно задохнулся снежной пылью – раньше, чем осознал опасность. Что ж, молодые люди отдают жизнь еще более дешево.
Он говорил мечтательно-грустно, но вдруг тон его резко изменился.