После спектакля, поймав такси для тети, Майкл сказал, что голоден, Трейси призналась: «Я тоже», – взяла его под руку, и они направились к «Сарди».
В ресторане, когда метрдотель вел их к столику, Майкл заметил, что все мужчины повернулись и смотрят на нее. Она, вероятно, привыкла к этому. Что ж, он тоже привык к женским взглядам. Майкл решил не терять головы. Или хотя бы не демонстрировать, что восхищен Трейси. Он уже давно не старался производить на женщин впечатление – не было необходимости. Майкл находил естественным, что при его внешности, атлетической фигуре, крепнущем положении в деловом мире и соответственных доходах женщины сами старались привлечь его внимание. Правда, это начинало ему надоедать.
Он заказал бутылку кьянти и спагетти для обоих.
Они заговорили о пьесе.
– Как талантливо, – сказала Трейси, – а мыслей маловато. Болезнь века. Вы согласны?
– Я смотрел не очень внимательно. Думал о другом. Она быстро подняла голову, посмотрела Майклу в глаза:
– Правда?
Но не стала уточнять, о чем именно он думал.
– Дела, – соврал он. – Сегодня вечером мне следовало задержаться в конторе. У меня на столе лежат бумаги, на которые в понедельник надо дать ответ. Но в пятницу я устаю к вечеру. – Он негромко засмеялся. – К сожалению, последнее время я чувствую себя усталым уже в понедельник, к десяти утра.
– Где вы работаете?
– Я консультант по вопросам управления.
– Что это такое?
– Наша страна порабощена менеджерами, а я даю им рекомендации.
– Нельзя ли подробнее?
– Мы ходим по фабрикам и конторам, изучаем бухгалтерские книги, расспрашиваем служащих и вселяем ужас в их сердца.
Майкл подумал, что еще никогда так не говорил. Почему-то с этой едва знакомой женщиной он мог делиться любыми мыслями, какие приходили ему в голову.
– Почему ужас?
– Потому что мы – ловчие хорьки, вооруженные компьютерами, статистикой, знаниями и бездушием. Мы охотимся за некомпетентностью, растратами, хищениями, кумовством, учим, как утаивать доходы от государства, помогаем фирмам, не придающим должного значения такому важному рычагу нашего общества потребления, как связи с вашингтонской верхушкой. Мы, воинствующие поборники эффективности, советуем, что необходимо изменить, какие драконовские меры принять. Иногда после нашего вмешательства компании напоминают поле битвы после сражения – всюду тела жертв, заводы закрыты, президенты и председатели правлений летят со своих постов, старики выброшены на улицу.
– Вы хорошо знаете свое дело?
– Меня считают восходящей звездой.
Это было правдой. Месяц назад старый Корнуолл сказал, что очень доволен им, назвал Майкла лучшим сотрудником фирмы и фактически обещал сделать его младшим компаньоном, как только кто-нибудь уйдет в отставку.
– Послушать вас, все это выглядит не очень-то привлекательно, – заметила Трейси.
– От бизнеса и не требуется, чтобы он был привлекательным. Все наше обаяние мы бережем для вечеров и уик-эндов.
– Пожалуй, в сегодняшнем мире без вас не обойтись, – задумчиво сказала она, – но каково сознавать, что по вашей вине люди остаются без работы…
Он пожал плечами:
– Так устроена жизнь. Я лишь выполняю служебный долг. Мы славимся объективностью, ее-то от нас и ждут. Мы консультанты по вопросам управления, а не Армия спасения. Идя на работу, мы оставляем сердца дома.
– Вы сейчас играете. Я не верю, что вы такой бесчувственный. Наверное, вы не любите свою работу.
– Люблю, не люблю – какое это имеет значение? – тихо произнес он и добавил более оживленно: – Теперь, когда вам известно про меня все самое худшее, признайтесь, дорогая мисс Лоуренс, в каких грехах могли бы исповедаться вы?
– Во-первых, – сказала она, потягивая вино, – я вовсе не мисс Лоуренс.
– Да? – Он почувствовал, как тело налилось тяжестью.
– Я пока замужем. Миссис Альберт Ричардс. – Она улыбнулась. – Не огорчайтесь. Я развожусь.
– Сколько лет вы прожили с мужем?
– Два года. Это наша общая ошибка.
– Чем он занимается?
– Он театральный режиссер. Совсем как сегодняшняя пьеса – бездна таланта, а ума ни на грош. К тому же у него гипертрофированное «я». Он говорит, это необходимо в его деле. Но не в семейной жизни.
– Где он сейчас?
– Удален на безопасное расстояние. Руководит солидным театром на Среднем Западе. Посылает мне хвалебные статьи. Он там знаменитость. За тысячу миль друг от друга мы с ним друзья.
Ее небрежный нью-йоркский тон не понравился Майклу, она напоминала ему знакомых деловых женщин, которые карабкаются наверх и стараются доказать, что могут быть сильнее мужчин. Ей не идет так держаться, подумал Майкл, слишком она красива и женственна.
– А чем вы зарабатываете на жизнь?
– Я дизайнер. Рисую узоры для тканей, обоев.
– И хорошо получается?
– Неплохо. – Она пожала плечами. – На хлеб хватает. Меня ценят. Вы, наверное, не раз сидели в кресле, обитом моей тканью.
– Довольны своей работой?
– Думаю, больше, чем вы, – с вызовом сказала она. – Да, я люблю ее. За радость творчества.
Трейси улыбнулась. У нее была обворожительная улыбка, естественная, почти детская, вокруг глаз собирались прелестные крохотные морщинки, но улыбалась она редко, словно ей было безразлично, нравится она окружающим или нет.
– Итак, – сказал он, – вступительная часть завершена.
– Вступительная к чему? – Внезапно ее голос стал жестким.
– Я имею в виду биографию. Идем дальше.
– И куда? – решительным тоном спросила Трейси. Теперь настала его очередь пожать плечами:
– Все зависит от нас.
– Вы чересчур опытны, – сказала она.
– Почему вы так считаете?
– Умеете говорить с женщинами. Все по плану. Немного тихой музыки, хорошо отрепетированная ария, и вот мы уже в постели.
– Возможно, вы правы, – задумчиво произнес он. – Извините. Но поверьте, ни с кем на свете я не говорил так, как сегодня с вами. Убей меня Бог, я и сам не понимаю, почему это сделал. Надеюсь, вы мне верите.
– Это тоже звучит заученно, – упрямо сказала она.
– Я начинаю думать, что вы для меня слишком крепкий орешек.
– Может быть. – Она поставила бокал. – А теперь мне пора домой. Завтра рано вставать.
– В субботу?
– Я приглашена за город.
– Как и следовало ожидать, – сказал он. – Я тоже приглашен завтра за город.
– Как и следовало ожидать, – улыбнулась она.