– Вы не умрете.
– Посмотрим, – спокойно сказал Хеггенер.
На протяжении следующих десяти миль Хеггенер молча разглядывал сельский пейзаж.
– Зимой истинный облик страны виден лучше, – заметил он. – Мне многое нравится в Европе, но мой дом здесь. Я не разрываюсь на части.
Он снова умолк, словно хотел поразмыслить об облике страны и своих чувствах.
– Что вы намерены делать по окончании сезона?
– Я не строю планов.
– Для человека вашего возраста и способностей, – сказал Хеггенер, – не иметь планов на будущее – это, согласитесь, звучит печально и совсем не по-американски. – Он смягчил свое высказывание улыбкой.
– Верно, – согласился Майкл.
– Если я скажу, что у меня есть для вас план, Майкл, вы не сочтете это вмешательством в вашу жизнь?
– Разумеется, нет.
– Мой управляющий, мистер Леннерт, в апреле от нас уходит, – сообщил Хеггенер, – без сожаления с обеих сторон. Ему предложили выгодное место в крупном чикагском отеле, да и я стал сомневаться в его честности. Я хотел бы пригласить вас на должность управляющего.
В зеркале заднего обзора Майкл увидел быстро спускающуюся с холма белую машину, которая вполне могла принадлежать полиции. До тех пор пока автомобиль не обогнал их, Майкл не произнес ни слова.
– Спасибо за предложение, Андреас, – поблагодарил он, – но я и понятия не имею о работе управляющего.
– Это вовсе не так сложно, как думают многие, – заявил Хеггенер. – У меня превосходный персонал, а один молодой человек, который служит у нас уже третий год, станет вашим заместителем, можете рассчитывать на его помощь. Вам нравится Грин-Холлоу, а вы нравитесь городу. У вас останется время на лыжи. Катаясь с нашими гостями, – а Леннерт этого делать не мог, – вы будете способствовать популярности «Альпины». На примере Риты вы доказали, что легко ладите с людьми – кстати, жаль, что вы устроили ее петь в бар мистера Дэвиса, а не наш, – вы чувствуете запросы публики, а это весьма важно. Я готов предложить вам хороший оклад плюс долю дохода, который, к счастью, довольно велик. В программу вашего обучения войдут оплачиваемые поездки в Европу, где вы познакомитесь с работой моих любимых отелей, да и отпуск у вас будет немалый, поскольку содержание гостиницы – дело сезонное. Конечно, я не жду от вас немедленного ответа. Думайте, сколько хотите.
– Вы говорили об этом с Евой?
Одно Майкл знал точно – если ему предстоит выслушивать указания Евы, он немедленно вежливо отклонит предложение.
– Нет, с Евой я не говорил, – сказал Хеггенер. – У нас с ней состоялась беседа, из которой я понял, что отныне она собирается временами уезжать отсюда на длительные периоды. В любом случае все решения, касающиеся бизнеса, принимаю я. Мы договоримся, чтобы она не вмешивалась в дела.
Майкл представил себе, какого рода беседа могла состояться между Хеггенерами. После нее у человека гораздо больше шансов попасть в больницу, чем после приступа кашля, все равно, с кровью или без крови, подумал он.
– Давайте обсудим это, – предложил Майкл, – когда вы вернетесь.
– Хорошо, – согласился Хеггенер. Он опустил подбородок на грудь и продремал остаток пути.
В больнице Хеггенера усадили в кресло на колесиках, и он как-то сразу сник; строгого вида медсестра быстро и ловко покатила его навстречу бог знает каким болям, исследованиям и прогнозам. Майкла охватило острое чувство жалости к этому человеку.
Он остановился в «Вестбери» – отель был расположен на Мэдисон-авеню неподалеку от квартиры, где Майкл когда-то жил, и бара, куда он частенько заходил. В этот час все поглощали коктейли, бар был полон раскованных, жизнерадостных пар, пришедших отдохнуть после трудового дня, и Майклу стало немного жаль себя – в городе его никто не ждал, и ему предстояло провести вечер в одиночестве. Повинуясь безотчетному импульсу, он набрал номер Трейси. Майкл долго слушал длинные гудки и уже собрался повесить трубку, не зная, рад он или огорчен тем, что не застал жену дома, но тут он услышал ее голос. Трейси слегка задыхалась.
– Алло.
– Здравствуй, Трейси. Я чуть не повесил трубку.
– Я только что вошла. Поднималась по лестнице, услышала звонки и побежала – ты это, должно быть, чувствуешь по моему дыханию. – Она рассмеялась. – Где ты находишься?
– За углом, в «Вестбери».
– О… – В ее голосе сразу появилась настороженность,
– Что, слишком близко?
– Не начинай так… – предупредила она.
– Извини.
– У тебя все в порядке?
– А отчего мне не быть в порядке?
– Ну, ты так ни с того ни с сего звонишь мне, тем более из города. Ты здоров? Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – сказал он. – Но я буду чувствовать себя еще лучше, если ты со мной выпьешь.
Трейси надолго замолчала.
– Ты уверен, что это так уж необходимо?
– Нет.
Она засмеялась:
– Тогда дай мне полчаса.
Он поднялся на лифте в свой номер и побрился, стараясь не задевать царапины, но все же достаточно тщательно, чтобы Трейси не подумала, что он совсем без нее одичал. Он принял душ, переоделся, повязал галстук, подаренный Трейси несколько лет назад, – она говорила, что его цвет идет Майклу.
Он спустился в бар; чувство жалости к себе прошло. Отыскав маленький столик, Майкл сказал официанту: «Нас будет двое», – и попросил мартини.
Когда Трейси вошла в зал, мужчины, как обычно, повернули головы в ее сторону, а женщины почувствовали себя уязвленными. Майкл встал, приветствуя жену. Он поцеловал ее в щеку, прохладную после улицы и слегка пахнущую мылом. Ни в лице, ни в одежде Трейси не было ничего, что свидетельствовало бы о проведенном на работе дне, о десятках принятых ею с утра решений, которые могли серьезно повлиять на ее собственную жизнь, а также на жизнь других людей.
Увидев его лицо, она нахмурилась:
– Господи, что с тобой стряслось?
– Я врезался в дерево, – объяснил он, – летал на дельтаплане.
– О, Майкл, – скорбно протянула она, – ты не изменился.
– Я был неосторожен, – сказал он. – Это случайность.
– Случайность, – глухо повторила она. – Все осталось по-старому. Когда ты убьешь себя, мне хотя бы позвонят? Как-никак я твоя жена.
– Я закажу себе собачий ошейник, – раздраженно произнес Майкл, – с надписью: «В случае кончины прошу сообщить моей жене, телефонный номер такой-то». Известие о моей смерти может и не попасть в «Нью-Йорк таймс».
С этого момента вечер был обречен. Майкл пытался развлечь Трейси рассказом об Антуане, упавшем с лестницы, но ее это совсем не интересовало.
– Тебе не идет участвовать в афере, – заметила она, словно без нее Майкл превратился в жулика.