— Что вы конкретно предлагаете по Монголии?
— Нам нужно заранее подготовиться к летней кампании следующего года. Для этого в Улан-Удэ я предлагаю к марту следующего года перебросить второй армейский корпус, первую механизированную, одну легкую бомбардировочную, одну легкую штурмовую и две истребительные дивизии. Как вы понимаете, я имею в виду наши лучшие авиационные части и единственную полностью укомплектованную по новым штатам автобронетанковую часть. Это очень важный момент — японцы должны будут встретиться с самыми лучшими нашими бойцами. Чтобы завершить логически эту театральщину, предлагаю уже сейчас начать ротацию личного состава, дабы на тех пограничных рубежах были собраны самые толковые пограничники. Да и бойцам всех четырех авиадивизий было бы недурно начать серьезно изучать карту местности, так как там очень непростой рельеф и ориентироваться на нем будет сложно. Кроме того, — сказал после небольшой паузы Тухачевский, — нам потребуется около пяти тысяч грузовых автомобилей и порядка пятисот легких тягачей, чтобы все эти войска можно было оперативно перебросить в долину реки Халхин-Гол.
— Почему Халхин-Гол? — спросил Кузнецов.
— Потому что там удачное место для нападения — стратегический выступ. Я бы на месте японцев ударил двумя группами в основание этого выступа по сходящимся линиям для окружения советских пограничников. Но дети Страны восходящего солнца вряд ли на это пойдут — сведения о том, как они ведут бои с китайцами, дают нам уверенность в том, что японцы не применяют подобных решений. А вот в том, что наступать они будут на него, я практически уверен, так как в противном случае этот выступ станет нависать над ними угрозой для флангов.
— Пять тысяч грузовиков… — задумчиво произнес Ворошилов. — Не много ли?
— Пять тысяч — это сверх штатных. Этот шаг необходим для того, чтобы войска можно было действительно быстро перебросить к месту боев, а потом оперативно снабжать. Я ведь предлагаю войска накапливать не на территории Монголии, а в столь значительном удалении. Это необходимо для того, чтобы японцы не очень сильно переживали, понимая, что эти пехотные дивизии будут идти своим ходом месяца полтора, а то и два. Если форсированным маршем — то минимум месяц. И придут они к месту боев совершенно измотанными. То есть для японцев наш армейский корпус в Улан-Удэ будет не столь опасен как на границе, да и его назначение им будет непонятно.
— Вы думаете, что они его не учтут в наступательной операции? — удивленно спросил Ворошилов.
— Отчего же? Учтут. Обязательно учтут. У них хорошая разведывательная сеть и есть все подозрения, что они будут знать о наличии армейского корпуса в Улан-Удэ уже в феврале-марте. Но вот его размещение и задачи останутся для них загадкой. Ведь до места предстоящих боев тысяча триста километров и нет никаких железных дорог. И если мы постараемся их дезинформировать, то сможем ввести их в заблуждение относительно роли и задач этого корпуса. В Токио, безусловно, легко просчитают тот факт, что до места боев им идти очень долго и, кроме того, их нужно будет как-то снабжать с плечом более чем в тысячу километров. То есть боеспособность войск будет отвратительная из-за банальной нехватки продовольствия, боеприпасов и горючего на местах.
— Но ведь они узнают, что мы нагнали туда большое количество грузовиков и тягачей? — заинтересованно спросил Берия. — Как мы это сможем представить?
— Несколькими статьями в газетах, в которых заклеймим нерадивых работников парков, которые допускают чрезвычайно высокий процент поломанных грузовиков и техники. Мы ведь фактически только удваиваем штат грузовых автомобилей и тягачей. Пятьдесят процентов сломанной техники — это хоть и не нормально, но вполне реально. Японцы, зная их уровень оценки наших способностей как организаторов, вполне могут допустить, что мы не справились с задачей даже просто поддерживать работоспособность автотранспортного парка. Разыграем небольшое представление.
— И удвоение транспортных штатов позволит нам быстро перебросить войска?
— Я делал некоторые предварительные расчеты и пришел к выводу, что в этом случае мы сможем перебросить наше сводное соединение к Халхин-Голу за полторы-две недели за счет этих грузовиков. Единственный момент — нужно на всех танках произвести капитальный ремонт двигателей и ходовой, чтобы было как можно меньше отказов. И погонять ремонтно-восстановительные части дивизии. Тысяча триста километров — это серьезное испытание. — Тухачевский сделал небольшую паузу. — И хороший показатель того, почему нам необходимы максимально надежные танки с неплохим общим ресурсом. Кроме того, в Улан-Удэ нам нужно уже к маю создать запасы боеприпасов, продовольствия, запчастей и горюче-смазочных материалов для собранной там военной группировки минимум на полгода боев. Если останется — хорошо. Потом вывезем. А вот если не хватит, мы можем проиграть кампанию.
— Думаю, это вполне реально, — ответил нарком путей сообщения Каганович. — Сложно, конечно, но если начать незамедлительно, то вполне по силам. Не исключено, что даже к февралю закончим подготовку.
— А что вы думаете, товарищ Ворошилов? — обратился к нему Сталин. — Дельное предложение поступило от вашего заместителя?
— Вполне. Хоть и несколько мудрено. Жаль, только, что про кавалерию товарищ Тухачевский забыл.
— Кавалерию предоставят наши союзники — монголы. Тем более что наступать дальше границ Монголии нам не стоит, несмотря на то что мы вполне можем. Ведь задача продемонстрировать силу, а не применить ее в полной мере. Противник должен понять, с кем имеет дело, и правильно оценить свои шансы, но окончательно с ним портить отношения не стоит, — пожал плечами Михаил Николаевич. — Зачем нам в этом случае кавалерия? Для атаки окопавшегося противника она не очень подходит.
2 февраля 1939 года. Лондон.
Кабинет премьер-министра.
— Что у вас? — с легкой нервозностью в голосе спросил премьер-министр. Внимание Невилла Чемберлена было полностью сосредоточено на подготовке к Чехословацкой операции, а потому он находился в постоянном ожидании свежих новостей, но только по интересующему его вопросу.
— Сэр, — кивнул лорд Иден, — доклад нашего агента по Москве.
— Он связан с Чехословакией?
— Нет, сэр. Но вы должны его прочесть. Там описано такое, во что я не сразу смог поверить.
— Не смогли поверить? А этот агент… он точно не дезинформатор? Вы же сами говорили о том, что в СССР стало тяжело работать. Может быть, вас попросту разыграли?
— Все так, сэр, работать стало чрезвычайно тяжело. Однако у нас еще остались агенты глубокого залегания, время от времени подбрасывающие нам любопытные сведения. Что же до дезинформатора, то Москве нет никакого смысла работать с нами по этому вопросу в таком ключе. Во-первых, чем мы меньше знаем, тем, как говорят русские, крепче спим. Тем более такие вещи. Во-вторых, информация, предоставленная нам, вполне проверяемая. Нет никакого смысла так рисковать. Тем более что агент старый и проверенный и с ним нужно работать совсем иначе.