— Если вас послушать, то получается, что все эти русские варвары разбили японцев не потому, что те никуда не годятся, а только лишь за счет своей прозорливости и умения воевать. Причем доказательств у вас нет. Все сведения, что предоставлены ОКХ Абвером, что переданные из Токио говорят совершенно об ином. В Японии линчуют провинившихся генералов и разведку с контрразведкой. В СССР награждают неизвестного японского агента звездой Героя. Все говорит о том, что это просто случайность. Лихая удача, основанная на совершенной некомпетентности японских военных и разведчиков, которые и могут лишь с китайскими дикарями сражаться. Да и над теми никак не одержат победу.
— Но я же все объяснил, — удивился такой реакции Гальдера Гудериан.
— Ваше объяснение было бы вполне реалистичным, если бы дело шло о какой-нибудь европейской нации. Например, о тех же французах. Даже про ничтожных итальянцев и то можно было подумать. Но не про русских. Допустим, их маршал действительно одаренный полководец. Случайность природы. Однако для успеха такой большой операции его одного мало. Требуется, чтобы каждый унтер был достаточно хорош. А вы сами мне рассказывали о том, как отвратительно налажено обучение в СССР. Совершенный бардак. Варварство. Как вы думаете, смогли бы они измениться за столь непродолжительный срок? Даже под влиянием по-настоящему гениального человека, каковым вы считаете Тухачевского.
— Я не знаю… — покачал головой Гудериан. — Все выглядит так сумбурно. Как будто действительно мы имеем дело не со старым СССР с его великими странностями и чудовищными чудесами, а с чем-то новым и не знакомым.
— Поэтому, дорогой друг, мы не будем продвигать вашу версию наверх, ибо за ней нет ничего, кроме вполне крепких логических рассуждений. Мы же не хотим выглядеть паникерами в глазах фюрера? А я вас уверяю, что именно так и будет, если я доложу ему вашу точку зрения на ситуацию. Даже если допустить, что СССР столь стремительно меняется, то, как мы с вами это сможем подтвердить? Абвер дает совсем иные сведения. Да, СССР развивается. Да, производит оружие. Но… все такой же сумасшедший народ с бредовыми идеями. А вы знаете, как фюрер реагирует на офицеров, которых можно уличить в трусости и измене. Или опыт бедняги Редера вас ничему не научил? Вы тоже хотите уйти в отставку и попасть в разработку гестапо? И даже уважение к вам со стороны фюрера не факт, что поможет.
— То есть вы предлагаете нам врать?
— Я предлагаю максимально самоустраниться. Пусть выкручивается Канарис и партийные дельцы вроде Геринга, готовые ввязаться в любые авантюры. А мы будем просто выполнять приказы как честные солдаты Германии.
— Но это значит, что вы согласитесь с оценкой Абвера, — развел руками слегка раздраженный Гудериан.
— Поверьте мне — я смогу написать ответ таким образом, чтобы не сказать ничего, ни за, ни против, — улыбнулся Гальдер. — Я согласен с вами в том, что с СССР что-то происходит и нам требуется в высшей степени аккуратно относиться к этой стране. Но доказать ни я, ни вы ничего не сможем. А если бы доказательства и были, то в текущей обстановке их бы сочли за подлог, а нас за предателей. Вы ведь не хуже меня знаете, что подобные решения принимаются далеко не на основании здравого смысла. Эмоции, навязчивые идеи, личные отношения… — пожал плечами Гальдер. — Увы, это обычная политическая практика.
— Это не политика, а дорога в пропасть.
— Это долгая дорога в пропасть. Вы же можете пройти ее быстрее. Намного быстрее, если будете всем рассказывать о гениальных русских, которые внезапно научились воевать. Фюрер этого не любит, как и многие партийные лидеры, считающие их неполноценными людьми. Да и вообще всех, кто не член партии. Любое мнение, поднимающее русских в успехе до уровня арийцев вредно и опасно. Даже если оно трижды подтверждено и обеспечено неоспоримыми доказательствами.
— Вы разве не видите, что Германию и СССР стравливают лбами с целью взаимно уничтожить? Это война станет для нас всех катастрофой.
— Дорогой друг, на многое ли мы сможем повлиять? Да, Германия, по всей видимости, стремительно идет в пропасть. Да, скорее всего, мы не сможем выиграть эту войну, потому что потихоньку начинает складываться старая коалиция времен еще той, прошлой войны. Но у нас есть выбор? Фюрер думает о величии его и Германии. А для этого нужны громкие победы. Не нам с вами становиться у него на пути.
— Фюрер думает только о своем величии…
— А вот этого я не слышал, и вы не говорили, — с серьезным лицом сказал Гальдер. — Я дорожу вами как очень толковым генералом и не хочу, чтобы неудачно брошенные слова лишили Германию такого человека, как вы. И дело не в фюрере и не во мне с вами. Дело в солдатах, которых погибнет намного больше, если их поведет в бой некомпетентный болван. Поэтому я очень прошу вас — будьте осторожны в словах. Сейчас не время для подобных настроений.
— Значит, дело в том, что не время?
— Я сказал только то, что сказал, — настороженно ответил Гальдер. — Нам всем нужно думать о том, чтобы в предстоящих сражениях, которых нам избежать не получится, Германия пострадала меньше всего.
13 июля 1939 года. Лондон.
Кабинет министра иностранных дел Великобритании.
— Сэр, — Чемберлен с определенным раздражением посмотрел на лорда Идена, — вам не кажется, что успехи Советского Союза сыграют для вас с нами слишком дурную службу?
— Не думаю, — спокойно возразил министр иностранных дел Великобритании. — Дело в том, что США продолжают выбирать ту леди, с которой они будет дальше танцевать, а эти особы из кожи вон лезут, пытаясь доказать, что они лучше всего подойдут для предназначенной им роли.
— То есть?
— Перед нами, как и перед США, стояла задача недопущения реального усиления какого-либо европейского государства. На роль главного хулигана мы совместно в свое время выбрали Германию и стали ее аккуратно к этому готовить, с целью потом вмешаться и добить ослабевшего победителя.
— Я вас не понимаю. Вы говорите прописные истины сакральным тоном. Вы выяснили, в чем тут проблема?
— В США. Они решили вести свою игру, не уведомив нас. И я считаю, что за океаном передумали делать ставку на бошей, так как они себя плохо показали в Испании. А вот Советский Союз — напротив, проявил себя весьма и весьма неожиданно. Громкие военные успехи в Испании, Чехословакии, Монголии говорят о многом.
— Все равно не понимаю, — пожал плечами Чемберлен. — Мы и так с вами об этом уже знаем.
— Дело в том, что после неудачи в Чехословакии Гитлер решил изменить тактику, — лукаво улыбнулся лорд Иден. — И теперь финансовая активность Германии стала значительно увеличиваться в отношении США. В Берлине хотят изменить решение, принятое нашими коллегами, предлагая им более интересные условия.
— Вы считаете, что в Берлине все знают?
— Я убежден в этом. Хотя, конечно, внешне все весьма благочинно. Гитлер, правда, последнее время сильно раздражен и его окружению не сладко.