Бракосочетание носило характер события первостепенной важности. Никогда еще ни в одной церкви Энджел-Сити не бывало столько цветов, таких туалетов, такого великолепия. М-р Росс был величествен и красив, как какой-нибудь директор цирка, а тетя Эмма, которая считала, что этот брак — дело ее рук, прониклась тем настроением, которое свойственно всем матерям невест, и в продолжение всей церемонии ее лицо сохраняло полугорделивое и полурастроганное выражение. "На м-с Эмме Росс, тетке невесты, был роскошный туалет из розового атласа, вышитого нежными серебристыми бусами и украшенного редкими орхидеями". Дальше в газетах подробно говорилось о старинном знатном роде Бердиков и миллионах Росса — и ни единым словом не упоминалось о том, что отец невесты начинал свою карьеру в качестве погонщика мулов, ни о том, что у него была мелочная лавочка в Квинценте в Калифорнии.
Когда торжество закончилось и молодые отправились в Париж, куда призывал их долг службы, оказалось, что тетя Эмма так успела войти во вкус исполнять роль посаженых матерей, что решила заняться судьбою Бэнни. Толчок этому дала новая картина кино "Принцесса Пачули". Эта премьера была событием в жизни Россов. Разве Бэнни с отцом не присутствовали при самом ее появлении на свет? Разве м-р Росс не исполнял роль короля? Он столько раз рассказывал об этом тете Эмме, что вполне естественным было с ее стороны пожелать быть на премьере. Она явилась в кино под руку с м-ром Россом, непосредственно вслед за самой "звездой" и ее ненаглядным Бэнни. Познакомившись с Ви Трэсси, она пришла от нее в полный восторг, и хотя за все пятьдесят лет своей жизни она никуда не уезжала из Калифорнии и не видала ни одного аристократа, но это не помешало ей утверждать, что своей внешностью и манерами Ви была природной аристократкой. И в первый же раз, когда она осталась с Бэнни наедине, она спросила его, почему он на ней не женится.
— Но, тетя Эмма, я не знаю, захочет ли она выйти за меня замуж.
— Да ты с ней когда-нибудь об этом говорил?
— Только изредка. Намеками.
— Советую тебе перестать говорить намеками и спросить ее об этом прямо. Она — очаровательная особа, и ты достаточно серьезен теперь для того, чтобы устроить свою собственную жизнь. Это будет в высшей степени интересная свадьба, и твой отец будет очень доволен. Я думаю, что в конце концов он сам сделает ей предложение, если ты будешь долго упрямиться.
Тетя Эмма с видимым удовольствием несколько раз повторила это предположение, желая дать понять представителю молодого поколения, что сдавать в архив их, представителей прежнего поколения, было еще рано.
Бэнни всегда был рад доставить кому-нибудь удовольствие и после разговора с теткой, обдумав хорошенько ее слова, решил поговорить как-нибудь с Ви. Но это ему не удалось, так как при первой же своей встрече они очень крупно поспорили. Ви только что вернулась от Аннабели и рассказала Бэнни, что ее приятельница была в отчаянии от того, что какой-то подлый журналист поместил в газете свои письма из Вашингтона, в которых он обвинял Верна в том, что он купил президентство Соединенных Штатов, называл договор на нефть Сеннисайдского участка самым крупным мошенничеством этого столетия и требовал, чтобы Верн был подвергнут преследованию. Кто-то из "приятелей" Аннабели прислал ей эту газету, отметив в ней красным карандашом "интересные" письма и надписав на конверте: "Лично". Статья была написана в высшей степени оскорбительным тоном, и имя автора — Даниэль Вебстер-Ирвинг — показалось Ви знакомым. Где она о нем слышала? Разумеется, Бэнни тотчас же удовлетворил ее любопытство, так как иначе она подумала бы, что он от нее скрывает. Дан Ирвинг был одним из его университетских преподавателей, и у него был свой трудовой колледж, который пришлось летом закрыть.
Ви пришла в страшный азарт. Так этот тип "выуживал" секреты от Бэнни! А на уверения Бэнни, что он никогда не упоминал об этом деле ни одному из своих товарищей радикалов, Ви воскликнула:
— Боже мой, боже мой! До чего ты наивен и доверчив, Бэнни! Тебя всякий может провести.
Она решила, что необходимо приложить все старания для того, чтобы скрыть от Аннабели и Вернона, что Бэнни был знаком с этим подлым журналистом и когда-то помогал ему даже деньгами. Если бы они это узнали, то от их дружбы не осталось бы и помину; они были убеждены, что их низко обманули, или же, в лучшем случае, что Бэнни был таким ветреным, беспечным юношей, что с ним нельзя было иметь никакого дела. Ви, очевидно, желала быть такой же честной, романтичной и мелодраматичной, как героиня "Принцессы Пачули". Бэнни все это очень раздражало, и он сказал ей, что, по всем вероятиям, его отец уже сказал Верну об этом деле тогда же, когда узнал это от него, от Бэнни.
В силу всего этого молодой "нефтяной принц" не сделал в этот день предложения "природной аристократке", как называла ее тетя Эмма. Нет! Он ушел от нее и чувствовал себя очень несчастным. Он стремился к Ви всегда, когда они бывали врозь, а стоило им теперь остаться наедине, и оба тотчас начинали раздражаться, и почти все их разговоры кончались слезами. Для того чтобы избежать всех этих неприятностей, ему было необходимо перестать интересоваться радикальным движением, а между тем ум его оставался совершенно равнодушен ко всему, что не было связано с этим последним. Ему очень хотелось повидать Поля и поговорить с ним еще и всячески постараться отговорить его от его вступления в ряды коммунистов. Ему хотелось поехать к Полю и Руфи как-нибудь вместе с Рашелью, послушать все, что стал бы говорить Поль, когда Рашель изложила бы ему свои взгляды на безумные, с ее точки зрения, идеи представителей левого крыла социалистической партии. И ему очень хотелось отправиться на митинг молодежи Социалистической лиги, в должности секретаря которой состояла Рашель. Вот где можно было действительно чему-нибудь научиться — в обществе всех этих молодых людей, которые желали себя развивать и относились к отвлеченным идеям со всей той серьезностью, с какой большинство студентов университета относилось только к состязаниям в футбол и гольф.
V
Казалось, что изо всех людей, которых знал Бэнни, только одного можно было назвать вполне счастливым человеком, удачником в жизни. Это был Эли Аткинс, пророк "третьего откровения". Сбылось слово в слово обещание, данное последователям "библии Марафона": банкир Марк Ейзенберг, заведующий финансовыми делами Энджел-Сити, тщательно обсудив все важное значение политического влияния Эли, решил пожертвовать большую сумму денег на новую скинию. И вот теперь новое здание было закончено и открыто. И открыто с таким торжеством, какого в истории этой части света никогда еще не было.
Южная Калифорния населена главным образом фермерами, перебравшимися сюда из западной части Америки для того, чтобы умереть среди цветов и солнечных лучей. Без сомнения, всем этим людям хотелось умереть счастливыми и заручившись уверенностью, что и "там" будут цветы и яркое солнце. Этим объясняется тот факт, что Энджел-Сити является гнездом всевозможных религиозных культов и доктрин, а о том, сколько их — вам трудно составить себе представление, пока вы сами всего этого не увидели. Взглянув на объявления, печатаемые в воскресных номерах газет, вы не могли бы удержаться, чтобы не рассмеяться или не заплакать — в зависимости от вашего темперамента. Всюду, где бы ни собрались трое во имя Христа, Будды, Зороастры, Правды, Света, Любви, Новой мысли, Спиритуализма, Психической науки — всюду тотчас же клалось начало новому откровению, обладающему тайными путями спасения.