«У Ч. Л. в Индии жена и двое детей. Во внебрачных связях не замечен. Не пьет, не курит. По отзывам людей, его знающих, — безукоризненно честен. Через его руки уже не один год проходят значительные суммы, однако на него ни разу не падало подозрение в том, что он мог распорядиться этими деньгами неподобающим образом. Отличается исключительным мужеством и трудолюбием. Умеет держать слово и гордится этим».
Эшенден вернул Р. досье.
— Итак?
— Фанатик. — Эшендену подумалось, что в Лале было что-то романтически привлекательное, но он прекрасно понимал, что слушать всю эту «лирику» Р. не станет. — Сдается мне, этот субъект очень опасен.
— Это самый опасный заговорщик во всей Индии. И не только в Индии. Он доставил нам больше неприятностей, чем все остальные бунтовщики вместе взятые. Вам, должно быть, известно, что в Берлине собралась целая банда этих индусов; так вот, он — мозг этой банды. Если бы мне удалось устранить Лала, остальные бы меня мало волновали — из них он единственный достойный противник. Я больше года за ним охочусь и уже начал терять надежду, но тут вдруг у меня наконец-то появился шанс, и шанс этот я, черт возьми, не упущу!
— Ну и что вы с ним сделаете, когда поймаете?
Р. угрюмо хмыкнул:
— Поставлю к стенке, и как можно скорее.
Эшенден промолчал. Р. прошелся взад-вперед по комнате, а затем, опять повернувшись лицом к камину, посмотрел Эшендену в глаза. Его тонкие губы скривились в ядовитой улыбке:
— Вы обратили внимание, в конце досье говорится, что этот тип во внебрачных связях не замечен? Так вот, в настоящий момент это не соответствует действительности. Этот болван, будь он проклят, влюбился.
Подойдя к столу, Р. вынул из портфеля перевязанную голубой ленточкой связку бумаг.
— Взгляните, — сказал он, — здесь его любовные письма. Вы ведь писатель, вам это должно быть интересно. Впрочем, интересно или нет, вам их придется прочесть в любом случае, это поможет разобраться в ситуации. Возьмите их с собой.
И Р. бросил пачку писем обратно в портфель.
— Поразительно, как такой способный человек сподобился увлечься женщиной, — сказал он. — Вот уж чего я от него никак не ожидал!
Эшенден украдкой перевел глаза на стоявший на столе красивый букет роз, но ничего не сказал. Р., который мало что упускал из виду, перехватил его взгляд и нахмурился. Эшенден почувствовал, что полковника подмывает спросить, какого черта он уставился на букет. В этот момент Р. явно не питал к своему подчиненному особенно теплых чувств, однако промолчал и вернулся к теме их разговора.
— И тем не менее это факт. Чандра влюбился. Влюбился без памяти в женщину по имени Джулия Лаццари. Он совершенно от нее без ума.
— Вам известно, как он с ней познакомился?
— Еще бы! Она танцовщица, исполняет испанские танцы, но по национальности, как выяснилось, — итальянка. Ее сценический псевдоним — La Malagueña. [17] Типичная испанская танцовщица: популярные испанские мелодии, мантилья, веер, кастаньеты, заносчивый вид. За последние десять лет она объездила всю Европу.
— Хорошо танцует?
— Нет, безобразно. В Англии она в основном выступала в провинции, в Лондоне у нее было всего несколько концертов. Больше десяти фунтов в неделю ей не платил никто. Чандра познакомился с ней в Берлине, в Тингель-тангеле — дешевый мюзик-холл, может, слышали? На континенте, насколько я понимаю, она танцевала главным образом для того, чтобы набить себе цену как проститутке.
— А как ей удалось в военное время добраться до Берлина?
— Несколько лет назад она вышла замуж за испанца — впрочем, думаю, они женаты до сих пор, хотя вместе и не живут, — поэтому путешествовала она с испанским паспортом. По всей вероятности, Чандра совершенно покорил ее сердце. — Р. снова достал фотографию индийца и внимательно на нее посмотрел: — И что она нашла в этом желтокожем? Маленький, жирный… Господи, как эти индийцы быстро толстеют! В общем, факт остается фактом: она влюбилась в него по уши, как и он в нее. У меня ведь и ее письма есть — копии, разумеется: оригиналы хранятся у него — наверняка тоже перевязаны ленточкой, только розовой. Она безумно в него влюблена. Я, конечно, не литератор, но и я могу отличить глубокое чувство от показного — впрочем, вы эти письма тоже прочтете и скажете мне свое мнение. А еще говорят, что не бывает любви с первого взгляда!
Р. криво улыбнулся. Сегодня утром он определенно находился в сносном расположении духа.
— А как к вам попали все эти письма?
— Как попали? Догадайтесь сами. Из-за того, что Джулия Лаццари по национальности итальянка, ее в конце концов из Германии выдворили. Вывезли на голландскую границу, а поскольку у нее был ангажемент в Англии, ей поставили английскую визу и… — Р. проверил, порывшись в бумагах, дату, — …и двадцать четвертого октября прошлого года она отплыла из Роттердама в Харвич. После этого она танцевала в Лондоне, Бирмингеме, Портсмуте, других городах… А две недели назад ее арестовали в Гулле.
— За что?
— За шпионаж. Когда ее перевели в Лондон, я сам ездил к ней в тюрьму Холлоуэй.
Эшенден и Р. с минуту молча смотрели друг на друга — возможно, каждый пытался прочесть мысли другого, Эшенден силился понять, что в рассказе Р. правда, а что ложь, а Р., в свою очередь, прикидывал, что Эшендену говорить можно, а чего нельзя.
— Как вы догадались, что она шпионка?
— Мне показалось странным, что сначала немцы разрешают ей в течение нескольких недель преспокойно танцевать в Берлине, а потом без всякого повода выдворяют из страны. Согласитесь, очень похоже на засылку шпиона. Кроме того, танцовщица, которая, кстати, не отличается особой моральной устойчивостью, имеет прекрасную возможность добывать информацию, за которую в Берлине денег бы не пожалели. Тогда я решил не препятствовать ее въезду в Англию и посмотреть, как она будет себя вести. Мои люди не спускали с нее глаз, и вскоре выяснилось, что она посылает в Голландию не меньше двух-трех писем в неделю и столько же получает в ответ. Ее письма написаны на причудливой смеси французского, немецкого и английского языков (по-английски она говорит неважно, а по-французски — очень хорошо), а ответные — исключительно на английском, на чересчур правильном английском языке — настоящий англичанин никогда не выражается таким цветистым и высокопарным слогом. Я задумался, кто бы их мог написать; на первый взгляд это были самые обыкновенные любовные послания, но мне они показались довольно любопытными. Было очевидно, что эти письма идут из Германии, а их автор — не англичанин, не француз и не немец. Но почему же тогда он писал по-английски? Лучше других европейских языков английским владеют люди с Востока, за исключением, правда, турок и египтян, — эти изъясняются по-французски. Стало быть, письма из Голландии скорее всего написаны либо японцем, либо индийцем, и в конце концов я пришел к выводу, что возлюбленный Джулии принадлежит к той самой шайке индийцев, которая обосновалась в Берлине и вредит нам изо всех сил. Что это был именно Чандра Лал, я понял, только когда нашлась его фотография.