— Тогда, в первый раз, ты упаковала меня как мумию. Я чуть не задохнулся в повязке. Я ее снял через день.
Расчесывая пальцами волосы у него на груди, Лара называла его упрямцем, брала в ладони его тяжелый член.
Кей нежно целовал шрам у нее на плече и называл его красивым, когда она, смутившись, пыталась его прикрыть.
— Это царапина по сравнению с моими.
Лара пальцем провела по грубому красному рубцу, шедшему от бедра до колена на его левой ноге.
— Что это такое?
Он рассказал ей об автомобильной аварии, изуродовавшей ему ногу и положившей конец надеждам сделать карьеру в Национальной футбольной лиге.
— Ты был очень огорчен? Это была твоя мечта?
— Мечта Джоди. Мы и до этого с ней не ладили. Ну, а потом… — Он тряхнул головой. — Не будем говорить о Джоди.
Кей прикасался к ней и ласкал ее повсюду, в равной мере даря и получая наслаждение. Лара не представляла, что он может быть таким чувственным и одновременно готовым исполнять чужие желания. Казалось, что ей все это снится, потому что муж никогда не вызывал у нее столь сильных эротических ощущений. А уж тем более Кларк.
Наконец они вышли из-под душа и рылись в рюкзаках в поисках чистой одежды, когда кто-то постучал в дверь.
— Что вам надо? — спросил Кей.
— Tengo la comida para ustedes. Я принес вам поесть.
Кей осторожно приоткрыл дверь. Солдат держал на плече поднос с едой.
— Gracias. Спасибо. — Кей взял у него поднос и, прежде чем тот успел что-нибудь сказать, захлопнул дверь и закрыл ее на цепочку.
Он поставил поднос на стол.
— Надо надеяться, что это получше еды в лагере Санчеса.
— Может, пища отравлена? — Лара подошла к столу, продолжая расчесывать щеткой мокрые волосы.
— Может, но сомневаюсь. Зачем такие сложности, если он хочет нас убить? Он мог бы это сделать на глазах у публики.
На подносе стояли тарелки с фруктами и сыром, жареная курица и минеральная вода. Кей взял с блюда куриную ногу и без аппетита надкусил.
— Непонятно, почему он нас отпустил.
Лара начала чистить апельсин.
— Правда удивительно?
— Очень. Не знаю, чего я ожидал, но только не этого. — Не выпуская из руки куриную ногу, он обвел взглядом комнату. — Это не отель люкс, но и не хижина с земляным полом.
Кей некоторое время сосредоточенно жевал.
— Подведем итог. Наши жизни в обмен на то, что я доставлю в Штаты его послание? Что-то тут не так. Слишком просто. Если он хотел передать послание нашему правительству, он бы воспользовался более важной фигурой, чем мы. Например, он мог обратиться к главе дружественного государства. — Он бросил на тарелку кость и открыл бутылку воды. — Почему он нас оставил в живых, Лара?
Она положила на поднос наполовину очищенный апельсин.
— Я не знаю. — Она подошла к окну, раздвинула занавески и посмотрела на улицу.
— Съешь апельсин. Ты не ела уже столько времени.
Лара с отвращением посмотрела на пищу на столе.
— Я не желаю быть хоть чем-нибудь обязанной Эмилио Санчесу, — Не глупи, к чему такие жертвы. Тебе надо поесть.
— Я не голодна, Кей. Просто мне не дают покоя мои мысли. — В ее голосе прозвучало недовольство, но это было недовольство собой. — Я пытаюсь во всем разобраться.
— В чем?
— Не знаю. В разных вещах. Во всем. В том, что здесь случилось три года назад. Думаю о Рэндалле. Об Эшли. Я стараюсь не вспоминать о яме, где ее закопали, иначе я сойду с ума. — Она смяла в руке занавеску. — Я должна помнить Эшли только живой. Какой умно"й и веселой она была, сколько радости мне принесла за то короткое время, пока была со мной. — Ее голос начал дрожать. Она смолкла, чтобы успокоиться. — Моя дочь никогда не вернется ко мне. Но если я буду вспоминать о ее жизни больше, чем о ее смерти, то не так уж важно, где покоится тело Эшли. Ее душа по-прежнему жива. Если смотреть на все с такой точки зрения, то нашу поездку сюда можно считать успешной.
— Ты должна была здесь побывать, чтобы примириться со смертью Эшли.
Лара кивнула.
— Этот период в моей жизни слишком затянулся. Я обвиняла всех в том, что они судят обо мне по газетным заголовкам, но больше всех виновата я сама. Нельзя до бесконечности считать себя жертвой. Пора мне подумать о своем будущем.
— В Иден-Пасс?
— Нельзя сказать, чтобы я добилась там большой удачи, — заметила она, повернувшись к нему лицом.
— Но не из-за того, что ты плохой врач, а из-за нас, Такеттов. Мы тебе здорово потрепали нервы.
Она вдруг отвернулась, не желая смотреть на него.
— Скажи мне, Кей, почему это произошло между нами?
— Ты имеешь в виду вражду? Или другое?
— Другое.
Она услышала, как он задержал дыхание. Потом наконец сказал:
— Ты врач. Тебе лучше знать.
Она знала и подтвердила кивком головы.
— Люди, подвергшиеся смертельной опасности и выжившие, — начала она медленно, — очень часто сразу же после этого нуждаются в сексе.
Он приподнял бровь, выражая то ли любопытство, то ли сомнение. Лара не была уверена, что Кей имеет в виду.
— Тут есть свой смысл. Секс — это наивысшее освобождение чувств и одновременно доступный способ подтвердить бесконечность жизни. Некоторые мои пациенты с раскаянием мне признавались, что сразу после участия в похоронах занимались любовью. И при этом с особой страстью. Человеческие существа испытывают врожденный страх смерти. А секс — мгновенное подтверждение незыблемости жизни. Естественно, что после мучительных испытаний, которым мы подверглись в последние несколько дней, мы постарались избавиться от накопившихся страхов и эмоций с помощью секса, жестокого, агрессивного. Мы с тобой являемся классическим примером подобного феномена.
Кей вежливо слушал. Потом подошел к ней так близко, что Лара запрокинула голову, чтобы смотреть ему в лицо.
— Какая ерунда. Случилось все потому, что мы этого хотели. — Он крепко ее поцеловал, так что у нее заболели губы. — И к черту всякие выдумки и оправдания.
По пути к кровати они сняли с себя недавно надетую одежду. Он сел на кровать и поставил Лару между коленями, приподнял ее груди и легким движением языка притронулся к соскам.
Глаза Лары невольно закрылись, и дыхание стало неровным и коротким. Она наматывала на пальцы пряди его волос, но не мешала его голове свободно путешествовать по ее телу, от грудей до бедер. Щетина царапала ей живот, и это создавало удивительное, неизведанное ощущение. Она почувствовала, как приятной тяжестью и теплом наполнились ее бедра.