Я благожелательно кивнула. Мистер Уотли выглядел весьма внушительно — не за счет веса или габаритов, но за счет общей соразмерности: не великан, но, несомненно, крупноват в сравнении с тем, что принято считать нормой. Вот он ухватил мясистой рукой салфетку со стола, промокнул уголки рта; губы казались слишком тонкими на грубом, шероховатом лице, из тех, что никогда не бывают гладко выбриты. Вид у него был какой-то встрепанный: нечесаные волосы всклокочены, дорогая одежда измята, рубашка не заправлена толком, воротничок съехал набок, но интереснее всего смотрелись глаза — такие темные, что полностью поглощали свет и ничего не отражали. В этих глазах ничего не удавалось прочесть: мы глядели друг на друга через стол, и в груди у меня холодело от дурного предчувствия. С таким человеком шутки плохи.
— Добро пожаловать, миссис Маркхэм. — Его глубокий, низкий голос заключал в себе такую же силу, как и взгляд, но ощущалось в нем и некое развязное бахвальство, словно этот человек ни к чему не относился серьезно. — Пожалуйста, сядьте.
Слова его прозвучали не столько приглашением, сколько приказом. Я на мгновение замешкалась — посмотреть, что он будет делать. Уотли вернулся было к завтраку, но, заметив, что я его просьбу не исполнила, подался вперед и снова заговорил со мною:
— Как любезно с вашей стороны привести детей. — Он указал рукой на стул, предложенный мне Лили.
— Детям нужны их матери; особенно мальчикам, — отозвалась я, украдкой кивнула миссис Дэрроу и заняла свое место рядом с Джеймсом и Полом. Мне не хотелось выставить себя дерзкой возмутительницей спокойствия — по крайней мере до поры до времени. Следовало сперва испытать хозяина — так я и сделала. Похоже, терпения ему не занимать — этот хищник предпочитает ждать в засаде.
— Увы, миссис Маркхэм, среди обитателей Упокоения материнские чувства не слишком популярны, — пробормотал мистер Сэмсон с набитым ртом.
— Тогда мне вас жаль. — Я расстелила салфетку на коленях и принялась накладывать себе еду.
Мистер Уотли самодовольно ухмыльнулся мне; его тонкие губы оттянулись к левому уголку рта.
— В самом деле?
— Да. С материнской любовью ничто не сравнится. Надо ценить ее, пока можно. — Я указала кивком головы на Лили и мальчиков.
— До тех пор, пока эта любовь ребенку на пользу? — проговорил мистер Уотли уже более серьезным тоном.
— Естественно.
— Тогда оно и к лучшему, что у большинства из нас матери уходят. Иные матери алчут своих детей с такой одержимостью, что эту жажду не утолить и любовью, — произнес мистер Уотли с явным наслаждением. В лице его отразилось издевательское сочувствие, а вот глаза наблюдали за мною совершенно бесстрастно, точно рептилия — за добычей. — Такое, знаете ли, случается даже в мире живых.
Сэмсон откашлялся, промокнул салфеткой губы.
— Полно, друг мой. Что за вульгарная фраза! «Мир живых», скажете тоже! Мы ведь ничуть не меньше живы, разве нет?
— Вероятно, даже больше, поскольку не умираем. Но с другой стороны, большинство из нас не то чтобы и живет.
Грузный здоровяк сдавленно хихикнул.
— Приберегите свои шутки, Уотли, до того времени, когда я наконец-то уговорю вас к нам присоединиться.
— Сэр, прошу вас. За столом — никаких разговоров о политике, — с изысканным пафосом воззвала бледная блондиночка, сидящая рядом с мистером Уотли. Она была красива — строгой, холодной красотой: брови изогнуты дугой, носик чуть вздернут, а глаза такие бледные, что казались бесцветными, но при этом сияли светом достаточно ярким, чтобы уравновесить непрозрачную тьму во взгляде ее соседа справа.
— Прошу прощения, дорогая.
— Все в порядке, мистер Сэмсон. Моего отца и подзуживать не надо. Мужлан, как есть мужлан! Я изо всех сил пытаюсь привить ему хорошие манеры, да только он совершенно безнадежен.
— Скажи уж, нахал, — усмехнулся мистер Уотли.
— Что мужлан, что нахал — по мне, невелика разница. Если ты надеешься когда-нибудь выдать меня замуж, так дело не пойдет!
— А может, я вовсе не хочу выдавать тебя замуж, Оливия!
— Конечно, хочешь, папа! Вот только не надо этого покровительственного тона, терпеть его не могу. Ты хочешь, чтобы я вышла замуж, так же сильно, как и я, иначе ты не раздобыл бы для меня гувернантку, тем более — человеческую. — Девочка вскинула глаза на миссис Дэрроу, благодарно улыбнулась и потрепала ее по руке. — Отец выбирает для меня только самое лучшее.
— Самое лучшее? — переспросила я. Уж больно странно оно прозвучало: говорить о человеке как о статусном предмете роскоши, вроде как о норке в категории меха или о дорогом сорте чая.
— Люди — это же последний крик моды.
— Ненадолго, — отмахнулся мистер Уотли.
— В каком смысле? — не поняла я.
Мистер Сэмсон сцепил пальцы и подпер голову — в том месте, где недоставало подбородка.
— Мы, миссис Маркхэм, бессмертны, а ведь нет ничего скучнее вечности. Притвориться на некоторое время, будто мы знаем, что значит быть смертными людьми, — это такое счастье, пусть и недолгое!
— Нужно быть в курсе тенденций современного общества. — Оливия пригубила чай, изящно отставив мизинчик.
Мистер Уотли с ленивым самодовольством откинулся на стуле.
— Напротив, вот я бы без общества охотно бы обошелся. Оно так утомительно.
— Все, что я прошу, — чтобы ты вел себя мало-мальски любезно хотя бы до моего первого бала, — объявила девочка отцу.
— Я уже согласился на твои условия, любовь моя. Вот, ношу эту дурацкую штуковину, между прочим! — Он ущипнул себя за кожу лица; она натянулась и со щелчком отскочила на прежнее место, точно резиновая маска. Пол так и подпрыгнул на стуле, а Джеймс истерически расхохотался. Я отодвинула тарелку: это зрелище отбило у меня всякий аппетит.
— Носишь-то носишь, но без особого успеха, — пожурила Оливия.
— Тогда следующий раз, заключая сделку, четче оговаривай условия. Всегда необходимо точно знать, на что соглашаешься.
— Очень полезный урок, — кивнул мистер Сэмсон, вставая из-за стола.
— Уже уходите? — удивился мистер Уотли.
— Боюсь, мне пора. Еще раз спасибо за гостеприимство. Вы ведь не забудете, о чем мы говорили?
— Я об этом подумаю, а большего не обещаю.
— Меня это устраивает. Доброго всем дня. — И дюжий толстяк вышел из столовой. Беседа временно прервалась, и я не преминула этим воспользоваться.
— Боюсь, нам с детьми нужно поскорее вернуться в Эвертон. Их отец того и гляди забеспокоится.
Мистер Уотли, склонившись над столом, прихлебывал чай.
— Мистер Дэрроу, говорите? А каков он? А то Лили рассказывает о нем крайне неохотно.
Миссис Дэрроу тотчас же вклинилась в разговор, сама приветливость и общительность: