И тут Дотти просияла и написала на ладони маркером слова «подслушивающие устройства». В глазах Доны зажглись радостные огоньки — она наконец поняла смысл того, что я написала в блокноте, но радость тут же сменилась возмущением из-за того, что все это означало. И я не могла винить Дону. Она еле заметно кивнула и сняла трубку телефона. Я снова направилась к своей машине. На сердце у меня немного полегчало. Джонс крут, но Джастин еще круче. Каких бы «жучков» ни наставил Джонс, Джастин их непременно разыщет.
Прекрасное голубое небо, пушистые белые облака. Все это почти кричало: «Рождество!» Было ужасно жалко, что нельзя открыть верх у моей «Миаты», но с открытым верхом я могла теперь ездить только по ночам. Парень с колокольчиком из «Армии Спасения», стоявший на углу, в темном пиджаке, резко выделялся из яркой разноцветной толпы прохожих. Но он напоминал людям о том, какое сейчас время, и они доставали бумажники, открывали сумочки и бросали монетки и купюры в красное пластиковое ведерко.
Примерно на полпути до клиники Берчвудз я вспомнила, что вчера вечером не позвонила бабушке. Я включила радио, закрепила мобильник на подставке на приборной доске и включила устройство громкой связи. Вызвав номер бабушки из телефонной книги, я услышала ее ответ после первого же гудка.
— Привет, бабуля. Что новенького?
Я не услышала ни спокойного голоса, ни веселого щебетания. Гневное стаккато:
— Селия Калино Грейвз? Где тебя, хотела бы я знать, носит? Я уже два часа жду!
Черт! Она меня ждет? Но зачем?
— А-а-а… У нас были какие-то планы на сегодняшнее утро?
День был будний, так что речь не могла идти о церкви. О чем мы говорили, когда в последний раз созванивались?
— Сегодня девятое декабря, юная леди. Ты как думаешь, какие у нас планы?
О, Господи. Двадцать вопросов. Я терпеть не могла, когда бабушка брала такой тон. Поразмыслим… Девятое декабря. Не воскресенье, не праздник. Нет, минутку. Значит, все же был какой-то праздник, но я о нем забыла. С отчаянием и смущением я пробормотала:
— Мамин день рождения.
— А ты забыла, да? Ты хотя бы подарок купила?
В голосе бабушки прозвучал упрек. Отчасти я этого заслуживала, но со своими чувствами ничего поделать не могла.
Я фыркнула.
Не так просто вдохновиться выбором подарка, когда, чтобы ты ни купила, тебе это каждый год швыряют в лицо. В буквальном смысле. Или в мусорное ведро. А порой она продает мои подарки, чтобы купить выпивку.
Но, как и следовало ожидать, сочувствия я не дождалась.
— Это непростительно, и ты это знаешь. Важно не то, что она делает с твоими подарками. Ты сейчас же отправишься в супермаркет и купишь маме какой-нибудь милый подарок. А потом ты заскочишь за мной и мы поедем ее навестить.
— Навестить? В тюрьме? А ей уже разрешают принимать посетителей?
Боже милостивый, ну ладно, я съезжу к доброму, хорошему психотерапевту? Мне так не хотелось видеть мою мать в оранжевом комбинезоне и наручниках в день ее рождения.
— Подарки туда точно приносить нельзя.
— Да, оставить их там не получится, это верно. И заворачивать нельзя. Но я спросила, и мне ответили, что мы сможем отдать Лане поздравительную открытку, а подарки можно будет хотя бы показать — после того как они пройдут инспекцию. Она будет знать, что мы помним о ней.
Последние слова бабушка произнесла тихо, с надрывом. Я поморщилась и потерла висок — голова вдруг разболелась.
Пожалуйста, не плачь, бабуля. Ты не виновата в том, что мама — пьянчуга и неудачница.
А на самом деле бабушка была до некоторой степени в этом виновата, но напоминать об этом ей не стоило. Я знала, как больно ей было, когда маму посадили. Бабушка дала ей свою машину и позволила сесть за руль без прав… а мама была пьяна. Это был уже третий случай, когда ее задержали за вождение в пьяном виде, и, на мой взгляд, судья был еще очень снисходителен, назначив всего три месяца тюрьмы. Причем в городской, а не в тюрьме штата.
— У Ланы есть проблемы, Селия, и ей помогают их решить. Но не говори о ней так грубо. Думаешь, ей сейчас легко? Имей к ней хоть каплю снисходительности. Она бы тебя пожалела.
Я прикусила язык чуть не до крови. Нет, она бы меня не пожалела. Ей не раз выпадала такая возможность, но бутылка для нее всегда оказывалась важнее собственного ребенка. Мне бы хотелось сказать, что она просто слаба, — но это было бы неправдой. На самом деле до ухода отца и смерти Айви она была потрясающей матерью. А потом она пристрастилась к выпивке и с тех пор с бутылкой не расставалась. Я не думала, что для нее мой визит в тюрьму мог что-то значить, но бабушку бы это порадовало. Вот это для меня было важно. Я со вздохом проговорила:
— Ладно, хорошо. Но у меня сегодня очень много дел, поэтому долго я там пробыть не смогу.
— Полчаса. Больше времени нам для первого свидания так и так не дадут.
Я мысленно подсчитала.
— ОК. Полчасика мне потребуется на магазин и чтобы доехать до тебя. Заеду в три. Как тебе это время?
Получалось напряженно, но все же до конца рабочего дня я к Гвен успевала. Но если хоть что-то сорвется, всем моим планам — хана.
Я скрестила пальцы.
Голос бабушки зазвучал веселее.
— Очень хорошо, милая. Тогда я сейчас перекушу с соседками и буду ждать тебя.
Я попрощалась с бабушкой и отключила громкую связь. Скажу честно и откровенно: в такие дни я жалею о том, что укус вампира не стер мою память окончательно и бесповоротно.
Все оказалось хуже, чем я ожидала. Намного хуже. Никак не думала, что изображение, передаваемое «мухой» из «Зверинца», окажется симпатичнее того, что происходило в обычной тюрьме. Я бывала в тюрьмах и раньше, но никогда у меня так часто не билось сердце и так не болела голова. Вопли заключенных женщин звучали как крики зверей. Прикосновения надзирателей, усаживающих меня за стол, были мне так противны, что захотелось броситься на них с оскаленными клыками.
Что за черт?
В молле я выпила две бутылочки калорийного коктейля и голода не испытывала. Я твердо настроилась на хорошее времяпрепровождение по пути к новой квартире бабушки в особом квартале для престарелых. Для меня было большим сюрпризом увидеть там Пили. Я познакомилась с ней на острове Безмятежности, легендарной родине тихоокеанских сирен. Пили была одной из главных пророчиц верховной королевы. Я не знала о том, что она решила уволиться и перебраться на материк. Я понятия не имела о том, что для сирен приемлемы такие понятия, как «уволиться» и «уйти на пенсию». Как бы то ни было, Пили и моя бабушка прекрасно поладили. Они играли в бридж и успели подружиться. Однако Пили посмотрела на меня с особой серьезностью, узнав о том, что мы собираемся навестить мою мать в тюрьме. Этот взгляд заставил меня занервничать. Пили — очень мощная ясновидящая, и такой взгляд был мне хорошо знаком. Мне частенько случалось видеть его у Вики и Эммы. Но Пили ничего не сказала, а я не стала допытываться. Возможно, она знала, что должно произойти. Потому что теперь мне хотелось с испуганным криком выбежать из комнаты для свиданий. Или убить кого-нибудь.