И все же время от времени то один, то другой ощущал некий безмолвный вызов, на который пока никто из них не решался ответить.
Хэммонд решил сменить тему.
— А как насчет Дэви Петтиджон? — спросил он.
— Тебя интересует, включили ли ее в число подозреваемых?
— Подозреваемых?.. — удивленно повторил Хэммонд. — А что, кто-то считает, что она могла убить Люта?
— Я считаю. — Стефи вкратце рассказала о поездке к вдове, упомянув и о причинах, которые заставили ее заподозрить Дэви Петтиджон в причастности к убийству мужа. Но Хэммонд только покачал головой.
— Прежде всего, деньги Люта ей не нужны и никогда не были нужны. У нее и своих достаточно. Семья Дэви…
— Я знаю. Бертоны гребли деньги лопатой.
Ее язвительный тон не ускользнул от его внимания.
— Что тебя так задело? — спросил он напрямик.
— Ничего, — отрезала Стефи.
Он продолжал смотреть на нее, и Стефи, набрав в грудь побольше воздуха, процедила сквозь стиснутые зубы:
— Хорошо, может быть, я и злюсь на нее. Я всегда злюсь, когда взрослые мужчины, которых почему-то считают профессионалами в своем деле, сразу размякают, стоит только им оказаться рядом с такой женщиной, как она.
— С какой это “такой” женщиной? Что такого особенного в Дэви?
— Только не надо, Хэммонд!.. — Она презрительно сморщилась. — Не надо притворяться, будто ты не понимаешь. Этакая пушистая кошечка снаружи и пантера внутри — вот что такое эта твоя Дэви Петтиджон.
— И ты поняла это после одной-единственной встречи?
— Ага, вот уже и ты ее защищаешь!
— Я никого не защищаю.
— Нет, защищаешь. Сначала Смайлоу принялся расшаркиваться перед этой расфуфыренной курицей, а теперь и ты пускаешь слюни.
— Я вовсе не “пускаю слюни”, как ты выразилась. Я просто не понимаю, как ты успела разобраться в характере Дэви после нескольких минут разговора…
— Ладно, оставим это, — нетерпеливо бросила Стефи. — Я не хочу больше говорить ни о Люте Петтиджоне, ни о его убийстве, ни о мотивах. Я почти сутки пыталась в этом разобраться, и теперь мне необходим перерыв…
Она поднялась со стула и, уперев кулачки в поясницу, сладко потянулась, потом обошла стол и опустилась к Хэммонду на колени. Обняв его обеими руками за шею, Стефи поцеловала его в губы.
После нескольких быстрых поцелуев Стефи слегка отстранилась и, подняв руку, взъерошила ему волосы.
— Я забыла спросить, как ты провел выходные?
— Отлично, — честно ответил Хэммонд.
— А чем ты занимался? Чем-нибудь особенным? Особенным? Да, пожалуй. Даже их глупые разговоры казались ему теперь необычными.
— Знаешь, я играл в футбол в Национальной лиге…
— Правда?
— Да, но после того как мы во второй раз выиграли Суперкубок, я перешел на работу в ЦРУ.
— О, это, наверное, была очень опасная работа!
— Ничего опасного. Обычные шпионские штучки.
— Ухты!..
— Да нет, на самом деле это было довольно скучно, так что вскоре я записался в Корпус мира.
— Как романтично!.
— Мне действительно там нравилось, но только в самом начале. Но когда мне присудили Нобелевскую премию мира за то, что я накормил всех голодающих детей в Азии и Африке, я решил подыскать для себя что-нибудь еще.
— Что-нибудь более захватывающее?
— Да, более захватывающее и более трудное. Собственно говоря, выбор у меня был невелик: я мог либо стать президентом Соединенных Штатов, либо найти лекарство против рака.
— “Самопожертвование!” — вот что должно быть начертано на твоем фамильном гербе. В крайнем случае, ты мог бы взять это слово в качестве второго имени.
— Второе имя у меня уже есть.
— Какое?
Он усмехнулся.
— Гриэр.
— Мне нравится.
— Знаешь, ведь я тебе наврал!
— Твое второе имя — не Гриэр ?
— Нет, это-то как раз правда. Но все остальное — вранье.
— Не может быть!
— Честное благородное слово. Мне хотелось произвести на тебя впечатление. Она задумалась.
— Знаешь что?.. — сказала она медленно.
— Что?
— Тебе это удалось.
Хэммонд вспомнил прикосновение ее руки и почувствовал нарастающую тяжесть в чреслах.
— Гм-м… — промурлыкала Стефи, — я так и думала. Ты по мне соскучился!
Он действительно возбудился, но женщина, которая сидела у него на коленях, была здесь ни при чем; Хэммонд даже посмотрел на нее с легким удивлением, словно только что заметил. Стефи ласкала его сквозь брюки, но он оттолкнул ее руку.
— Послушай, Стефи…
Она нагнулась вперед и впилась ему в губы жадным поцелуем. Потом, задрав юбку, она уселась на него верхом и, продолжая целовать, попыталась расстегнуть пряжку его ремня.
— Терпеть не могу торопиться, — проговорила она слегка задыхающимся голосом, — но, когда Смайлоу позвонит, мне надо будет бежать. Боюсь, нам придется поспешить, Хэммонд.
Хэммонд сжал ее ладони руками.
— Погоди, Стефи, нам нужно…
— Подняться наверх? Отлично, только скорее. Возбужденная и слегка раскрасневшаяся, она соскочила с него и шагнула к двери, на ходу расстегивая блузку.
— Стефи!
Она обернулась. Хэммонд застегивал брюки, и ее брови недоуменно приподнялись.
— Вообще-то я не против извращений, — сказала она, — но, если ты не вытащишь свою штуку из брюк, нам будет не особенно удобно.
Хэммонд отошел в другой конец кухни и остановился, опершись обеими руками о крышку рабочего стола. Некоторое время он разглядывал безупречно чистую мойку и только потом поднял голову и снова посмотрел на Стефи.
— Я хотел сказать тебе… Все кончилось.
Произнеся эти слова, он почувствовал невероятное облегчение. Когда вчера вечером Хэммонд уезжал из города, его обременяло множество проблем, и одной из них был роман со Стефи Манделл. Он чувствовал, что должен положить этому конец, но не знал, хочет ли он этого или нет. Их отношения были невероятно удобными — по крайней мере, они не давали друг другу никаких клятв, никаких обещаний. Никакие “высшие соображения” не омрачали их близости: у них были общие интересы, они удовлетворяли друг друга, и этого было достаточно для обоих.