Коротко стукнув в стеклянную дверь, Стефи ворвалась в кабинет Смайлоу.
— Привет, это мы. Мы ничего не пропустили? Смайлоу, который начал допрос, не дожидаясь их, только покачал головой. Наклонившись к микрофону, он назвал время и число, потом сообщил для записи, что к допросу только что присоединились помощник прокурора округа мисс Манделл и специальный помощник прокурора по особым поручениям мистер Кросс.
Воспользовавшись тем, что внимание Смайлоу и Стефи оказалось отвлечено, Юджин и Хэммонд успели обменяться взглядами. Рано утром, когда он уходил от нее, она поцеловала его, и в ее глазах были томная нега и нежность. Сейчас же в ее взгляде Хэммонд увидел страх, подобный тому, какой испытывал сам.
Когда формальности были закончены, Смайлоу хотел продолжить допрос, но тут неожиданно вмешался Перкинс.
— Позвольте моей клиентке внести кое-какие поправки в ее прежние показания, — сказал он скрипучим официальным голосом.
Услышав это, Стефи заморгала. Смайлоу не проронил ни слова, и в лице его не дрогнул ни один мускул.
— Пожалуйста, — сказал он холодно, и адвокат сделал Юджин знак начинать. В наступившей тишине голос Юджин прозвучал уверенно, хотя она не могла не понимать, что говорит вещи, способные только усложнить ее положение.
— В прошлый раз я утверждала, что никогда не была в номере мистера Петтиджона в отеле “Чарлстон-Плаза”. Я солгала вам.., вынуждена была солгать. На самом деле я поднималась к мистеру Петтиджону в его “люкс” на пятом этаже. Это было в прошлую субботу во второй половине дня. У дверей его номера меня и заметил этот джентльмен из Мейкона… Все было именно так, как он описал.
— Почему вы солгали?
— По соображениям врачебной этики, детектив.
Стефи недоверчиво хрюкнула, но Смайлоу взглядом заставил ее замолчать.
— Будьте добры разъяснить вашу позицию, доктор Кэрти.
— Я встречалась с Петтиджоном по поручению одного из моих пациентов.
— В чем состояло это поручение?
— Я должна была передать ему устное сообщение.
— Какое?
— Этого я не могу вам сказать.
— Удобная вещь — эта ваша врачебная этика. Не так ли, доктор Кэрти?
— Вы можете мне не верить, детектив, но именно за этим я приходила к мистеру Петтиджону.
— Почему же вы не сказали нам об этом сразу?
— Я боялась, что вы вынудите меня назвать имя моего пациента, чего я никак не могла сделать. Его интересы были для меня важнее, чем мои собственные.
— Но сейчас все изменилось, не так ли?
— Да, ситуация стала слишком опасной. Гораздо более опасной, чем я рассчитывала. Обстоятельства вынудили меня открыть то, о чем я по соображениям профессиональной этики предпочла бы умолчать.
— И часто вам приходится исполнять подобные поручения ваших больных? Ведь согласитесь, что не каждый врач согласится разъезжать по городу и передавать друзьям своих пациентов их устные сообщения и просьбы.
— Нет, не часто. Обычно так не делается. В данном случае я пошла на это, поскольку личная встреча с мистером Петтиджоном могла повредить здоровью моего пациента. К тому же выполнить его просьбу мне было нетрудно.
— Итак, вы виделись с Петтиджоном в тот день? Юджин кивнула.
— Как долго вы пробыли в его номере?
— Всего несколько минут.
— Все-таки сколько? Пять? Десять? Может быть, больше?..
— Меньше пяти минут, я думаю.
— Не показалось ли вам странным, что ваша встреча происходила в номере отеля, а не в другом месте?
— Я думала об этом, но так захотел сам мистер Петтиджон. Он сказал, что ему будет удобнее встретиться со мной в отеле, так как он ждал к себе кого-то еще.
— Кого же?
— Этого я не знаю. Впрочем, как я говорила, я не имела ничего против того, чтобы приехать к нему в отель, так как в тот день.., в субботу я рано закончила прием. Заодно я прошлась по магазинам, а потом уехала из города. Что было дальше, я вам уже рассказывала.
— В какой раз — в первый или во второй? — вставила Стефи, и Перкинс нахмурился.
— Прошу вас, мисс Манделл, впредь воздерживаться от подобных замечаний. Ваш сарказм неуместен и оскорбителен. Теперь вам должно быть совершенно ясно, почему мисс Кэрти не хотелось рассказывать вам о своем коротком свидании с Петтиджоном. Будучи врачом-психотерапевтом, моя клиентка была обязана сохранить имя своего пациента в тайне.
— Как благородно!
Адвокат хотел сказать что-то еще, но Смайлоу опередил его.
— Какое впечатление произвел на вас мистер Петтиджон? — спросил он у Юджин.
— В каком смысле?
— В каком он был настроении? Был он весел, бодр или, напротив, встревожен, угнетен?..
— Как я говорила раньше, я не была знакома с ним лично, поэтому мне трудно судить, в каком он был настроении. — Она ненадолго задумалась. — По-видимому, в обычном. Во всяком случае, я не заметила никаких признаков депрессии, горя или сумасшедшей радости.
— Какое сообщение вы передали ему, мисс Кэрти?
— Этого я не могу сказать.
— Было ли оно неприятным?
— Вы хотите сказать, не огорчило ли оно его?
— А вам показалось, что, услышав его, он расстроился или, может быть, рассердился?
— Если мистер Петтиджон и огорчился, то никак этого не показал.
— Вы уверены, что ваше сообщение не могло спровоцировать, к примеру, сердечный приступ или удар?
— Абсолютно. Мистер Петтиджон воспринял его совершенно нормально.
— Может быть, он все же как-то занервничал, заволновался?..
Юджин улыбнулась.
— Мистер Петтиджон не произвел на меня впечатления человека, которого легко взволновать. Судя по тому, что о нем писали в газетах, его едва ли можно отнести к легковозбудимому типу с неустойчивой нервной системой. Впрочем, я могу и ошибаться, поскольку, как я уже говорила, я не знала его лично.
— Да, это вы уже говорили. — Смайлоу пошевелился, усаживаясь на столе поудобнее. — Скажите, доктор Кэрти, мистер Петтиджон встретил вас дружелюбно? Приветливо?
— Он был вежлив. В конце концов, я была для него посторонним человеком.
— Значит, просто вежлив… — Смайлоу снова задумался. — Скажите, он предлагал вам присесть?
— Да, но я осталась стоять.
— Почему?
— Потому что пришла к нему ненадолго.
— Он предложил вам выпить?
— Нет.