– Знаю. А вот о таком эдикте слышу в первый раз. А поскольку ты о нем знаешь и не сообщил о нем мне, то, выходит, это ты виноват в нарушении эдикта.
– Ты спятил! – Трибун подскочил. – Этот эдикт составлен не для каких-то там младших кентурионов!
– Ты это сказал, не я, – заметил Черепанов. – Старший кентурион свидетель: ты только что снял с меня ответственность за нарушение эдикта. Не знаю, правда, есть ли у тебя право самостоятельно толковать императорский эдикт, – невинно добавил он.
– Замолчи! – Трибун побагровел от ярости. – Феррат! Отобрать у него регалии и заключить в карцер! Не позднее чем завтра я буду судить его, и, клянусь Марсом-Мстителем, он получит по заслугам!
– Я не стану этого делать! – сказал Феррат.
Удлиненное лицо трибуна стало и вовсе морковного цвета.
– Ты отказываешься выполнить приказ?! – прошипел он. – Как ты смеешь? Тоже хочешь в карцер, Феррат?
– Я не стану это делать, Петроний, – буркнул старший кентурион. – Хочешь отправить меня в карцер – отправляй.
– Он не рискнет отправить тебя в карцер, – спокойно произнес Черепанов. – Он – паскудный пес, который брешет из-за забора. Не делай этого! – предупредил он взбешенного латиклавия, схватившегося за меч. – Или я тебя убью. – Подполковник положил ладонь на рукоять своей спаты. – Он не арестует тебя, Феррат! Он даже меня не арестует. Потому что он не легат, а только латиклавий. И кентурионом меня поставил не он, а Максимин.
– Еще как арестую! – заорал Магн. – Эй, охрана! Живо ко мне!
– Возьмите этого преступника! – Латиклавий указал ворвавшимся легионерам на Черепанова. – В карцер его, в кандалы, живо!
Стражники окружили Черепанова.
– Отдай оружие, Череп, – произнес командовавший ими опцион. – Лучше отдай по-хорошему, ладно?
Черепанов поглядел на Феррата. Тот молчал.
– Ладно, ребята, – сказал Черепанов. – Не драться же мне с вами в самом деле. Из-за всякого дерьма. Вот мой меч.
– Тебе не жить, Череп! – бросил ему вслед Магн. – Завтра я буду тебя судить! Тебе не жить, так и знай!
Трибун был уверен в том, что говорил. И у него были основания быть уверенным.
Геннадий об этом знал, но твердо верил в свою удачу. До сих пор эта дама его не подводила. Хотя имела склонность являться в самый последний момент.
Лагерный карцер мало чем отличался от гауптвахты в современной Черепанову армии – квадратный сарай с узкими окнами под самой крышей, с «предбанником», в котором располагалась охрана.
У Черепанова забрали доспехи и регалии, включая перстень кентуриона, но шнурки и ремень оставили. И деньги тоже. Изъятое имущество сложили в отдельный мешок и опечатали. Взамен выдали грязное шерстяное одеяло и подчеркнуто вежливо препроводили в «рабочее» помещение.
Внутри было темновато. Но без труда можно было различить еще двоих заключенных. Совсем немного, если учесть общую численность легиона.
– Ты кто? – спросил один из них, немолодой уже мужик, густо обросший щетиной.
– Череп, – лаконично ответил Геннадий.
Другой штрафник, помоложе, гаденько захихикал… И тут же схлопотал от старшего сочную затрещину.
– Присядь. – Старший махнул рукой на скамью. – Слыхал о тебе. За что?
– С латиклавием не поладил.
– Понятно.
– А я с увольнения опоздал! – сообщил молодой. – На трое суток. И чего теперь?
– Десять ударов, – сказал Черепанов. – И месячное жалованье. Если сам пришел.
– Сам-сам. А бить кто будет? Свои или…
– Заткнись, – уронил старший, и младший заткнулся. – Вижу, устал?
– Двенадцать часов в седле.
– Ясно. Ну отдохни. Ты, дай-ка свое одеяло.
– Да ты что, Хрис! – завопил молодой.
– Цыть!
– Да ладно, у меня есть, – запротестовал Черепанов.
– Ничего, он мне его еще вчера в кости проиграл, – усмехнулся старший. – Поспи, уважаемый. Сон слаще, когда тепло, а ночи нынче прохладные.
Черепанов спорить не стал. Взял второе одеяло, улегся на доски и мигом уснул.
Утром их всех разбудила стража. Завтрак. Никаких разносолов: по куску грубого хлеба с отрубями да по кружке воды. Вчерашний завтрак был не в пример качественнее. Но Черепанов съел все. Правило номер раз: ешь, что дают, и спи, когда удается.
Сквозь прорези у потолка пробивался утренний свет, и у Черепанова появилась возможность получше разглядеть своих «сокамерников».
«Молодой» и оказался молодым – тощим мальчишкой лет семнадцати. Видно, только-только завербованным. Старший, Хрис, костлявый, жилистый мужик. Речь мягкая, но в глазах – волчья тоска.
– Не думал, что буду тут с самим Черепом сидеть, – произнес он. – Что ж ты такого сделал, что наш алополосный [164] Магн тебя сюда засадил?
– Германскую шайку побил. А потом повесил тех, кто уцелел.
– Большая шайка?
– Сотни полторы.
– А у тебя сколько было?
– Моя кентурия. И турма вспомогательных.
– Неплохо! – Хрис присвистнул. – Так тебя награждать положено. За что же в карцер?
– Нарушение императорского эдикта. Пленных варваров не вешать, а вербовать на римскую службу. А буде не согласятся – с почетом провожать домой.
– Да уж… Не повезло тебе, кентурион. За такое штрафом не отделаешься. Фракиец-то когда приедет?
– А кто его знает.
– Плохо твое дело. Еще хуже моего.
– А твое – какое?
– Кентуриону своему по морде врезал.
– Ого!
– Да терпение мое кончилось. Изводил он меня. Ну, тоже понятно. Баба от него ко мне ушла. А он как узнал – так с тех пор мне никаких увольнительных. И работа самая грязная. И чуть что – палкой. Ходил первому жаловаться – еще хуже стало. – Хрис махнул рукой. – Это у тебя, слыхал, в кентурии все по чести, а у нас в пятой когорте все повязаны. И все из легионеров деньги тянут, порви их Кербер! Прорвы ненасытные…
Черепанов промолчал. Что тут скажешь. Ударить старшего по званию – преступление первого разряда. Жаль. Мужик вроде неплохой…
Дверь распахнулась. На пороге стоял сам префект лагеря [165] Митрил по прозвищу Скорпион. Высокий, совершенно седой мужчина. Старый служака, бывший примипил.