Пропыленный, воняющий лошадиным потом гонец ввалился в палатку, давя калигами пахучие полевые цветы.
«Поселянка», младшая дочь хозяина здешних виноградников, пискнула, когда Черепанов, мгновенно перевернувшись, сбросил ее на благоухающий «ковер».
– Какого?.. – начал он. И осекся. – Где? – быстро спросил он.
– У Тумоса, – хрипло ответил гонец. – Я от префекта Маркиополя.
– Что Маркиополь?
– Удержимся. Их тысяч пять. Кораблей полтораста. Мы удержимся. Тумос – вряд ли.
– Та-ак… – протянул Черепанов, поймал жадный взгляд, брошенный гонцом на кувшин с разбавленным вином, разрешил: – Глотни.
Дочка поселянина-виноградаря (годовой доход впятеро больше годового жалованья принцепса вместе с «премиальными») накинула тунику и взялась заплетать сандалии. К смуглым ножкам прилипли белые цветочные лепестки.
– Кто? – спросил Черепанов.
Гонец оторвался от кувшина, обтер губы ладонью.
– Готы, – сказал он. – В основном. Еще герулы и бораны. Это их корабли. Еще карпы. Вроде бы. Сутки скакал. Полтораста миль. Нас троих послали, но я – первый.
– Тебя наградят, – обещал Черепанов.
Два месяца он гонял и муштровал своих легионеров, выжимая из них все, чтобы «к началу сезона» сделать из сборной солянки единую «команду». И добился своего. Все части врученного ему боевого «механизма» работали почти безупречно.
Конники-ауксиларии Трогуса: безбашенные галлы и косматые суровые армянские лучники.
Безукоризненно вышколенные фракийцы-катафрактарии субпрефекта Теренкия.
Неутомимые и неустрашимые легионеры Гая Ингенса.
Все.
В постоянной боевой готовности.
И вот теперь, когда Черепанов позволил своим командирам на время приотпустить вожжи, долгожданные варвары – тут как тут.
Вернее, не тут, а там.
Высадившиеся примерно в сорока милях от Маркиополя, у небольшого приморского городка Тумоса, варвары были именно «там», а не «тут».
В максимальном удалении от главных лагерей римских легионов. Словно специально рассчитали. И в двух днях форсированного марша от мобильной группы Черепанова. Плюс еще один день, который потребуется, чтобы собрать и привести черепановских солдат в боевую готовность.
– Мой префект будет посылать вестников ежедневно, – сказал гонец. – Если Маркиополь не обложат.
«И если гонцов не перехватят», – добавил про себя Черепанов.
– Иди отдыхай, – велел он гонцу. – Я тебя еще расспрошу. Попозже. – И, повысив голос, чтобы услышала охрана у палатки: – Эй, там! Первого кентуриона Ингенса и субпрефектов Трогуса и Теренкия – ко мне! Немедленно!
Ауксиларии Трогуса выступили через пять часов. Некоторых всадников изрядно мотало в седлах. Но на собственных ногах они и вовсе не удержались бы. Ничего, по дороге отрезвеют.
Основные силы выступили только на следующее утро. Что было крайне прискорбно: за день до Флоралий усиленной когорте Черепанова потребовалось бы не более двух часов, чтобы свернуть лагерь и построиться в маршевую колонну.
Черепанов мрачно оглядел свое почти тысячное войско.
Впереди – молодцеватые катафрактарии по «парфянскому образцу», в сверкающем «железе» от макушки до лошадиных бабок, гордо восседали на могучих конях. За ними – пехотинцы, располагавшиеся в седлах, «как коза на изгороди», по образному определению Максимина Фракийца. То есть примерно так, как с полгода назад – сам Черепанов. Но с точки зрения боеспособности это не имело значения. Геннадий усадил их на коней исключительно для скорости передвижения. Драться они все равно будут пешими. Что-что, а драться они умеют. Почти тысяча молодцов, отлично знающих, как прикончить врага…
И все-таки Черепанов никак не мог избавиться от скверного чувства, что ведет этих парней на смерть. Пять тысяч варваров…
– Говорит, здесь остались только гепиды, – сообщил переводчик, маленький лысый грек. – Только гепиды. Остальные ушли. Частью – на кораблях, частью так. Пешком.
– Спроси его: почему они остались? – велел Черепанов.
Пленник, весь в крови и поту, что-то пробормотал. На командира римлян он старался не смотреть. И на палачей – тоже. Его единственный уцелевший глаз, щелочка в сплошной красно-черной влажной корке, неотрывно глядел на пожухлый пучок прошлогодней травы. Он неплохо держался, этот германец. Допросчикам потребовалось почти три часа, чтобы его разговорить.
– Остались потому, что не захотели идти за вождем-гревтунгом, – перевел толмач.
– Чем же плох вождь-гревтунг?
– Не гепид.
Коротко и ясно.
– За что я люблю варваров, – проговорил Черепанов, поворачиваясь к Трогусу, – так это за их единство.
Командир армянской и галльской конницы расхохотался.
Истерзанный гепид глядел на них, и в его расширенных зрачках плескался животный ужас.
– Что, принцепс, этого хватит или еще одного германца приволочь? – деловито спросил Лупий Ингенс, младший из братьев.
– Да вроде все ясно, – сказал Черепанов. – Шесть десятков варваров – под стенами и еще около сотни шастает по окрестностям. Этими пусть потом префект Маркиополя занимается. Хватит ему за стенами отсиживаться. А осаждающим мы завтра устроим праздник Марса-Мстителя.
Перед его мысленным взором возникла бухточка, набитая маленькими германскими кораблями, пестрый лагерь под стенами старенькой, изрядно обветшавшей крепости, в которую набилось человек пятьсот: все население городишки Тумоса.
– Завтра? – переспросил Трогус. – Лучше с рассветом. А то как бы они этого (кивок на истерзанного гепида) не хватились. Выставят дозоры. Или сядут на свои лоханки – и прощай-не горюй!
– С утра, говоришь? А ведь и верно. – Геннадий усмехнулся. – Зачем откладывать до утра то, что можно сделать прямо сейчас? Почему бы нам не устроить им ночной карнавал? В честь Сатурналий?
– Так темно же! – огласил очевидную истину Ингенс-старший, первый кентурион.
– Не боись! – усмехнулся Черепанов. – Мы сделаем подсветку!
Первый горшок с маслом ухнул о палубу варварского корабля примерно в семь часов ночи по римскому времени [208] . В начале третьей стражи. Следующий угодил в воду. Но третий тоже попал. Стража на кораблях заорала. В гепидском лагере, расположившемся неподалеку, тоже заорали. Следующий горшок упал уже в самом лагере. Три машины Черепанова метали снаряды навесом, без «пристрелки», зато не по конкретным целям, а по «площадям».