«Ищи, ищи, – подумал Книва, улыбаясь злорадно. – Сейчас бог тебя…»

Но это был не бог. Это был еще один герул. Книва его только по зеленым щекам и узнал, потому что все лицо у герула было черным размалевано. Здоровенный герул, с хорошим длинным мечом в одной руке и маленьким кулачным щитом – в другой. Стоял, зубы скаля, пока те герулы, что Книву похитили, уголья кучкой сгребали, а когда один уж собрался ноги Книвы на эти уголья поставить, размалеванный громко откашлялся.

Эти трое аж подпрыгнули, хотели к оружию кинуться, да размалеванный не дал. Одного сразу насмерть зарубил, второго щитом по голове ударил, а третьего, главного, ногой в грудь пнул, отчего тот прямо в костер спиной упал, но тут же, через голову перевернувшись, вскочил… И из лесу еще один герул появился. Еще больше размалеванного. Схватил сородича своего и к себе прижал. Да так, что даже Книва услыхал, как у того ребра хрустнули. Но старший герул был настоящий воин, не сдался, а схватился за нож. Только сила есть сила. Огромный перенял руку, сдавил так, будто не пальцы у него, а челюсти волчьи. Затем вынул из пальцев Книвина пытальщика нож, руку его к березовому стволу прижал и пришпилил к дереву, вогнав отнятый нож в запястье, точно между костями. Да так все красиво большой герул сделал: не спеша, спокойно. Словно не со взрослым воином, а с малым ребенком управлялся. Но похитивший Книву герул тоже красиво себя вел: даже не вскрикнул, когда лезвие руку просекло.

– Скулди! – бросил он, уставясь на первого размалеванного. – Так и знал, что это ты, барсучья отрыжка!

У Книвы сердце прыгнуло от радости. Как же он раньше Скулди не узнал! И Кумунда! Тут же пришла посторонняя мысль: как он силен, этот Кумунд! Скрутил столь сильного мужа, как мальчишку! А Аласейа Кумунда, как мальчишку, по земле валял! Сколь же велика сила Аласейи!

– Гляди, Скулди! – с угрозой прорычал герул. – Узнает Комозик, что ты его родича…

– А откуда он узнает? – удивился Скулди. – Думаешь, он скажет? – кивнул в сторону Книвы. – Так он не скажет, верно, парень? – Скулди подмигнул Книве: жуткая гримаса получилась. Хоть и знал Книва, что друг ему Скулди, а внутрь неприятный холод проник. А ведь не испугался Книва, даже когда его жечь собирались.

– Видишь, он не скажет! – засмеялся Скулди. И Кумунд тоже засмеялся басом. Будто пустую бочку покатили.

– Или ты думаешь, этот скажет? – Скулди ухватил и поднял с земли оглушенного герула. Тот неуверенно задвигался, но глаза мутные остались…

– Так и он ничего не скажет Комозику, может, его дух скажет? – Скулди быстрым движением вогнал меч между ребрами сородича. Точно в сердце. – Как думаешь, Кумунд, придет его дух к Комозику?

– Не-а, – пробасил Кумунд. – Его ромлянское золото сразу в хель утянет.

Скулди одобрительно кивнул, присел около Книвы, перерезал веревки.

– А ты крепок, сын Фретилы, – уронил он одобрительно. – Помнишь, Кумунд? Этот ромлянский прихвостень его уже на угли ставил, а он все равно им зубы показывал. Хороша у Фретилы кровь! Если Алексия убьют, я его квено за себя возьму!

– Не будет этого, – буркнул Книва, растирая руки. – Рагнасвинта тогда вместе с мужем на костер пойдет. Только не убьют Аласейю.

– Я тоже так думаю, – кивнул Скулди. – Ну ладно, некогда нам разговоры разговаривать. Надо дело делать. Кумунд…

Тут пришпиленный к березе герул рванулся изо всех сил. Но вырвать руку из пальцев Кумунда не смог. Зато вырвал нож из дерева приколотой рукой. Большого мужества герул оказался. Только не помогло ему это. Кумунд ударил его кулаком в живот, и герула свернуло пополам.

Скулди приблизился к нему, сдернул с его головы ремешок, который волосы удерживал, и перетянул выше локтя проколотую руку.

– Обдери его, – бросил он Кумунду. Так, словно речь шла о поросенке. – А ты (это уже Книве) рассказывай. Только покороче, а то знаю вас, гревтунгов: как начнете, так хорошо, если к зиме конец виден станет.

Хотел ему Книва ответить о гревтунгах… Да вспомнил, что спас его Скулди. Простил герулу глупые слова Книва и начал говорить. Когда он дошел до свертка, Скулди тут же встал и принялся потрошить мешки, сложенные у костра. Нашел, развязал. Внутри оказалась скрученная в трубку тонкая кожа, испещренная загадочными рунами.

Скулди присел у костра, послание изучая. То, что это послание, а не амулет, было сразу понятно. На амулетах столько рун писать не нужно.

– Эллинские, – наконец сказал он.

– Что говорят? – жадно спросил Книва.

Скулди пожал плечами.

– Я их речь понимаю, а вот руны… Ничего, этот скажет, – кивнул на герула, которого Кумунд уже раздел и крепко привязал к дереву.

– Ничего я тебе не скажу! – яростно прохрипел герул.

– А ты как думаешь? – спросил Скулди Книву.

– Не скажет, – уверенно ответил тот.

– А я думаю: скажет, – заметил Скулди, поднимаясь. – Я, когда ромлянам служил, частенько одному человеку помогал. Который для ромлянского рикса языки развязывал. Великий искусник был сей человек. Не было такого, чтоб у него пленник не заговорил. Многому я у него научился. Поди ближе, Книва, поучись тоже. Брата твоего старшего, Агилмунда, я тому искусству научил, и тебя тоже учить буду. Понравился ты мне. Молодец!

Глава тридцать седьмая
Агилмунд. Бабушка

– Агилмунд! – громко крикнули с площади. – К тебе бабушка!

Десятник высунул голову из окна.

Несколько дружинников развели костер прямо на площади, рядом с дружинным домом, и варили похлебку. Около них отирались мальчишки и пара девок. Девки были незнакомые. Видать, их родичи на тинг привезли: женихов поискать.

– Какая такая бабушка? – гаркнул Агилмунд.

– Твоя, чья еще! – Троих молодых из десятка Ахвизры вопрос Агилмунда очень развеселил.

Но сын Фретилы уже приметил неподалеку горбатенькую старушку. Очень похожую издали на бабушку Стилихо, которая в квеманский набег в Хундилиной избе сгорела. А из Агилмундовых бабушек одна жива была, да ростом и телом побольше – мать Брунегильда в нее пошла. А вторая уж двадцать зим как померла. Агилмунд же тогда сам мал был, и потому та бабушка ему тоже большой казалась. А она, выходит, махонькая…

– Иду! – крикнул Агилмунд.

Не из тех он был, кто испугается духа. Тем более, духа собственной бабушки.

Разговор «бабушки» с внуком оказался недолгим. И, вернувшись в дом, Агилмунд первым делом натянул поддевку, а на поддевку – кожаный жилет с железными бляшками. Поверх нацепил широченный боевой пояс с мечом, сунул в петли пару метательных ножей.

– Уходишь? – лениво осведомился Ахвизра.

– Да, – кивнул Агилмунд. – И ты тоже.

– Куда это? – У Ахвизры не было ни малейшего желания куда-то идти этой ночью. Завтра – тинг. А перед тингом лучше хорошенько выспаться. Мало ли что…