Вдруг тростниковая изгородь шевельнулась, острые стебли зашумели, как стальные лезвия.

- Эй, приятель! - произнёс низкий грубый голос. - Эй, старикашка, наконец-то ты мне попался!

Я похолодел. Голос был мне знаком. Зорба сделал шаг, поднял свою палку и снова замер. При свете звёзд я видел каждое его движение. Одним прыжком громадный верзила выскочил из тростника.

- Кто здесь? - крикнул Зорба вытянув шею.

- Это я, Манолакас.

- Иди своей дорогой, убирайся отсюда!

- Ты меня обесчестил, Зорба!

- Это не я тебя обесчестил, Манолакас, убирайся, говорят тебе. Ты крепкий парень, но удача от тебя отвернулась, она слепа, разве ты не знаешь этого?

- Удача или неудача, слепая или нет, - сказал Манолакас (я слышал, как скрипнули его зубы), - а я хочу смыть свой позор. И именно сегодня. У тебя есть нож?

- Нет, - ответил Зорба, - у меня только палка.

- Так сходи за ножом. Я тебя подожду здесь. Иди же! Зорба не шевелился.

- Ты что, боишься? - прохрипел, насмехаясь Манолакас. - Иди же, я жду тебя!

- Что я буду делать с ножом, старина? - сказал Зорба, начиная злиться. - Скажи, что мне с ним делать? Вспомни, в церкви у тебя был нож, у меня его не было, не так ли? И всё равно, мне кажется, я ловко выкрутился. Манолакас взревел:

- Так ты ещё и издеваешься надо мной? Удачный момент ты выбрал, у меня нож, а у тебя его нет. Неси свой нож, грязный македонец, и мы померяемся силой.

- Брось свой нож, а я брошу свою палку, и тогда померяемся силой, - ответил Зорба, дрожащим от гнева голосом. - Ну же, давай, грязный критянин. Зорба поднял руку и бросил свою палку, я услышал, как она стукнула в камыше.

- Брось свой нож! - снова крикнул Зорба.

Совсем тихо, на цыпочках, я приблизился и в свете звёзд успел увидеть блеснувший в камышах нож. Зорба поплевал на ладони.

- Смелее! - крикнул он, собрав все силы. Но прежде, чем молодцы успели накинуться друг на друга, я бросился между ними.

- Остановитесь! - крикнул я. - Подойди ко мне, Манолакас, и ты тоже, Зорба. Вам не стыдно? Противники медленно сближались.

- Пожмите друг другу руки! - сказал я. - Вы оба отличные парни, помиритесь.

- Он меня оскорбил… - сказал Манолакас, пытаясь высвободить руку.

- Тебя нельзя так легко оскорбить, капитан Манолакас! - возразил я. - Вся деревня знает тебя как смелого человека. Забудь о том, что произошло у церкви. То был злополучный день. Теперь это в прошлом, всё кончилось! И потом, не забывай, что Зорба нездешний, он македонец и для нас, критян, будет бесчестьем поднять руку на гостя. Ну, дай же твою руку, вот это настоящая смелость, и пойдём к нам в хижину, выпьем по стаканчику и нажарим колбасы, чтобы скрепить дружбу, капитан Манолакас! Я полуобнял Манолакаса, подтолкнул его немного в сторону.

- Он уже стар, бедняга, - прошептал я ему на ухо, если такой молодой и сильный парень, как ты, одержит над ним верх - это не принесёт славы! Манолакас смягчился.

- Ладно, - ответил он, - чтобы доставить тебе удовольствие.

Он сделал шаг к Зорбе, протянув огромную тяжёлую лапу.

- Что же, дружище Зорба, - сказал он, - дело прошлое, давай свою руку!

- Ты мне ухо отгрыз, - сказал Зорба, - будь же здоров, держи, вот моя рука!

Они долго жали друг другу руки, сжимая их все сильнее. Я испугался, что они снова схватятся.

- У тебя крепкая рука, - произнёс Зорба, - ну и силен ты, Манолакас.

- И ты тоже сильно сжал мне руку, сожми сильнее, если можешь!

- Остановитесь! - воскликнул я. - Пойдёмте, отпразднуем нашу дружбу. Я встал между ними. Наконец мы вернулись на наш берег.

- Урожай в этом году должен быть неплохим… - сказал я, чтобы сменить тему, - было много дождей. Но никто не поддержал меня. У них всё ещё перехватывало дыхание. Вся моя надежда теперь была на вино.

Мы подошли к нашей хибаре.

- Добро пожаловать к нам в дом, капитан Манолакас! - сказал я. - Зорба, поджарь-ка колбасы и приготовь выпить. Манолакас сел перед домом на камень. Зорба взял пучок ароматной травы, пожарил колбасы и наполнил стаканы.

- За ваше здоровье! - сказал я, подняв свой стакан. - За твоё здоровье, капитан Манолакас! За твоё здоровье, Зорба! Чокнемся! Мы чокнулись, Манолакас плеснул несколько капель вина на землю.

- Пусть моя кровь потечёт, как это вино, - торжественно произнёс он, - пусть моя кровь потечёт, как это вино, если я подниму на тебя руку, Зорба.

- Пусть и моя кровь потечёт, как это вино, - произнёс Зорба, тоже немного плеснув на землю, - если я вспомню про ухо, которое ты мне отгрыз, Манолакас!

23

Едва рассвело, Зорба сел на постели и разбудил меня.

- Ты не спишь, хозяин?

- Что случилось, Зорба?

- Мне приснился какой-то странный сон. Похоже, нам скоро отправляться в путь. Послушай, ты станешь смеяться. Будто в нашем порту появилось судно, громадное, как город. Оно прогудело, готовое к отплытию. Я с попугаем в руках прибежал в деревню, чтобы успеть на него. Прибегаю, взбираюсь на судно, а капитан тут как тут: «Ваш билет», - кричит он мне. «Сколько он стоит?» - спрашиваю я, вытаскивая из кармана пачку банкнот. «Тысячу драхм». - «Надо же, будьте милостивы, а нельзя ли за восемьсот?» - прошу его я. «Нет, только за тысячу». - «У меня лишь восемьсот, возьмите их». - «Тысячу и ни на грош меньше! Иначе убирайся и побыстрее!» Мне стало очень досадно. «Послушай, капитан, - говорю я ему, - в твоих же интересах, возьми восемьсот, которые я тебе даю, иначе я проснусь, старина, и ты потеряешь все!»

Зорба прыснул:

- Забавная вещь - человек! Ты его наполняешь хлебом, вином, рыбой, редисом, а взамен слышны вздохи, смех и мечтательные речи. Настоящая фабрика! В нашей голове (я в это очень верю) есть звуковое кино, где говорят. Внезапно Зорба прыгнул из постели.

- Но зачем попугай? - воскликнул он с беспокойством. - Что бы он значил, этот попугай, который отправился со мной? Эх! Боюсь, что… Он не успел закончить. Вошёл рыжий, приземистый гонец, похожий на дьявола, он едва переводил дух.

- Ради Господа Бога! Несчастная дама кричит, чтобы позвали врача! Она умирает, она говорит, что умирает, и её смерть будет на вашей совести. Мне стало стыдно. Из-за потрясения, в которое нас ввергла вдова, мы начисто забыли нашу старую подружку.

- Ей так плохо, бедняжке, - продолжал, входя в роль, рыжий гонец, - она так кашляет, что трясётся вся её гостиница! Да, да, старина, она кашляет, будто ослица кричит: кха! кха! Вся деревня трясётся!

- Хватит смеяться, - крикнул я ему, - замолчи! Я взял лист бумаги и стал писать.