Ананий решился, вышел на середину дороги и приложил руки к груди.
— Сыне Давидов, — сказал он. — Я — старец Ананий, грешник, а ты — святой. Проведав, что ты соблаговолил посетить наше селение, я приготовил для тебя угощение. Милости прошу, коль угодно. Ведь это для нас, грешников, приходят в мир святые: мой дом с нетерпением ждет, что твоя святость вступит под кров его.
Иисус остановился.
— Прекрасны твои слова, почтенный Ананий. Здравствуй же! — сказал он и вошел в богатый сельский дом.
Пришли слуги, накрыли во дворе столы, принесли подушки. Иисус возлег, по обе стороны от него возлегли Иоанн, Андрей, Иуда и лукавый Фома, прикинувшийся учеником ради угощения, а напротив расположился почтенный хозяин, прикидывая в уме, как бы направить разговор в нужное русло, рассказать о сновидениях, чтобы заклинатель заклял их. Подали еду, принесли два больших глиняных кувшина с вином, а люди стояли и смотрели, как они едят, беседуя о погоде, о Боге и о винограде. Когда гости кончили есть и пить, слуги принесли рукомойники, гости умыли руки и уже были готовы подняться с мест, и тут почтенный Ананий решился. «Мне пришлось раскошелиться, — подумал он. — Я накрыл на стол, а он ел и пил вместе со своими спутниками, так пусть же теперь заплатит».
— Учитель, — сказал Ананий. — Мне снятся дурные сны, но я знаю, что ты слывешь могущественным заклинателем. Я сделал для тебя все, что мог, пусть же и твоя милость постарается для меня: смилуйся надо мной, наложи заклятие на сновидения. Ты, я слышал, говоришь и заклинаешь притчами. Так расскажи притчу — я пойму ее скрытый смысл и обрету исцеление. Разве не все в мире — чудо? Сотвори же чудо свое.
Иисус улыбнулся и посмотрел старику в глаза. Много раз приходилось ему с ужасом взирать на хищные челюсти сытых, на их грубые шеи, на бегающие хищные глаза: они едят, пьют, смеются — все принадлежит им — они крадут, пляшут и предаются разврату, не задумываясь о том, что горят в адском пламени, и только изредка во сне открываются их глаза и они видят… Иисус разглядывал пресытившегося старика, его телеса, его глаза, его страх, и внутри него истина вновь стала притчей.
— Напряги слух, почтенный Ананий, отверзни сердце свое, почтенный Ананий: я буду говорить.
— Я весь внимание, сердце мое отверзнуто — я слушаю. В добрый час!
— Жил да был как-то, почтенный Ананий, некий богач, чуждый закону и справедливости. Он ел, пил, одевался в шелк и порфиру и никогда не дал даже листа зеленого соседу своему Лазарю, терпевшему и голод и холод. Лазарь ползал под столом его, собирая крохи и обгладывая кости, но слуги выбросили его вон, и сидел он на пороге, псы приходили к нему и лизали раны его. Когда же пришел установленный день и оба они умерли, один отправился в пламя вечное, а другой — в лоно Авраамово. Поднял как-то богач глаза свои, увидел соседа своего Лазаря, смеющегося и ликующего в лоне Авраамовом, и возопил: «Отче Аврааме, отче Аврааме; пошли Лазаря, чтобы омочил он в воде конец перста своего и прохладил уста мои, ибо мучусь я в пламени сем!» Но Авраам ответствовал ему: «Вспомни, как пиршествовал ты и радовался благам мирским, а он терпел и голод и холод, — разве ты дал тогда ему хотя бы лист зеленый? Теперь же пришел черед ему радоваться, а тебе — гореть в пламени вечном».
Иисус вздохнул и умолк. Почтенный Ананий умоляюще посмотрел на Иисуса, ожидая продолжения. Рот его был раскрыт, губы застыли, а в горле у него пересохло.
— И это все? — спросил он дрожащим голосом. — Все? И ничего больше?
Иуда засмеялся:
— Так ему и надо. Кто не в меру ел и пил на земле, будет жариться за то в аду.
А юный сын Зеведеев приклонил голову к груди Иисуса и тихо сказал:
— Учитель, речь твоя не успокоила сердца моего. Сколько раз ты наставлял нас: «Прости врага своего, возлюби его — пусть семь и семьдесят раз он причинит зло тебе, ты же семь и семьдесят раз сотвори добро ему, ибо только так можно искоренить в мире зло». А теперь выходит, что Бог не умеет прощать?
— Бог справедлив, — встрепенулся рыжебородый, искоса бросив едкий взгляд на почтенного Анания.
— Бог всемилостив, — возразил Иоанн.
— Стало быть, нет для меня надежды? — пробормотал почтенный хозяин. — Кончилась притча?
Фома поднялся, шагнул было к воротам, но остановился.
— Нет, не кончилась, почтенный староста, — сказал он насмешливо. — Есть и продолжение.
— Скажи, сынок, да будешь ты благословен…
— Богача звали Ананием, — ответил Фома.
И, подхватив узел с товаром, он покинул дом, вышел на середину улицы и принялся балагурить с соседями.
Кровь бросилась к грузной голове почтенного старосты, в глазах у него потемнело.
Иисус протянул руку и ласково погладил своего любимого товарища по кудрявым волосам:
— Иоанн, все, кто имеет уши слышать, услышали, все, кто обладает разумом, сделали вывод. «Бог справедлив», — сказали они, не в силах сделать еще один шаг. Но у тебя есть еще и сердце, и потому ты сказал: «Бог справедлив, но этого мало — Он еще и всемилостив. Так не годится — эта притча должна иметь иной конец».
— Прости, Учитель, — ответил юноша. — Воистину сердце мое молвило: «Человек прощает, а Бог что же не прощает? Так не годится, это великое богохульство: притча должна иметь иной конец».
— И она имеет иной конец, возлюбленный мой, — сказал, улыбнувшись, Иисус. — Послушай, почтенный Ананий, дабы укрепилось сердце твое. Послушайте и все вы, находящиеся во дворе, и вы, соседи, хохочущие на улице. Бог не просто справедлив, но и добр. И не просто добр, ибо Он — Отец.
Услыхал Лазарь слово Авраамово, вздохнул и сказал сам себе:
«Боже, да разве может кто пребывать в Раю счастливым, зная, что некий человек, некая душа пребывает в пламени вечном? Прохлади уста его, Господи, дабы тем самым прохладить и мои уста. Спаси его, Господи, дабы и мне обрести спасение, иначе и меня будет жечь пламя».
Услыхал Бог рассуждения его, возрадовался и, сказал:
«Лазарь мой возлюбленный, спустись и возьми за, руку жаждущего. Неиссякаемы источники мои, отведи его к ним, дабы испил он и прохладился, дабы прохладились и твои уста вместе с ним».
— «Навечно?» — спросил Лазарь.
— «Навечно», — ответил Бог.
Иисус встал и умолк. Ночь опустилась на землю. Люди, тихо беседуя, расходились. Мужчины и женщины возвращались в свои убогие хижины, но сердца их были удовлетворены. «Может ли слово утолить голод? Может, если это доброе слово», — так размышляли они.
Иисус поднял было руку, чтобы проститься с почтенным хозяином, но тот пал ему в ноги.
— Прости меня, Учитель! — тихо сказал Ананий и зарыдал.
С наступлением ночи, когда они расположились на ночлег под маслинами, к Сыну Марии подошел Иуда. Он не находил себе покоя: ему нужно было видеть Иисуса, говорить с ним, высказать все начистоту.