— Тебе будут платить много денег?
— Прилично, если я буду очень стараться. Каждую субботу придется сочинять по рассказу.
— А ты будешь очень знаменитый?
— Вряд ли. Не в пример другим писателям, я уступлю всю славу моим невидимкам.
— Невидимкам?
— Так называют тех, кто пишет на самом деле, хотя гонорар получает знаменитость. В этом случае я буду писать на самом деле, а моя слава достанется невидимкам.
— Но деньги-то будут платить тебе?
— О, да.
— Тогда я смогу купить шпоры?
— Безусловно.
— А как ты себя чувствуешь, папа?
— Как никогда. У тебя, верно, здорово отлегло от души, когда ты подожгла Томаса Эрла Паркмена младшего?
— Ну что ты ко мне с этим пристаешь? С тех пор прошло столько лет!
— Потому что я тебя за это уважаю. А ты бы смогла поджечь его еще раз?
— Конечно, нет. Я уже слишком большая. И потом, в старших классах нет мальчишек. Папка, скажи, а мне можно будет купить охотничью фляжку?
— Все, что хочешь. А впрочем, погоди, что ты будешь туда наливать?
— Лимонад.
— Будь хорошей девочкой и принеси мне чистый лист бумаги. Инженер Сифуэнтес ужасный болтун!
ИНТЕРМЕДИЯ В ЛОНДОНЕ
— Как долетели? — спросил шеф.
— Немного помотало над Азорскими островами, — ответил Готорн.
На этот раз он не успел снять свой светло-серый костюм; его срочно вызвали из Кингстона, а в лондонском аэропорту уже ждала машина. Он сел поближе к радиатору парового отопления и все же временами не мог унять озноб.
— Что это за странный цветок у вас в петлице?
Готорн совсем забыл про цветок. Он поднял руку к лацкану пиджака.
— Это, кажется, когда-то было орхидеей, — неодобрительно заметил шеф.
— Панамериканская авиалиния выдала нам это вчера вечером к ужину, — объяснил Готорн.
Он вынул из петлицы мятый лиловый лоскут и бросил его в пепельницу.
— К ужину? Странно, — сказал шеф. — Вряд ли это улучшило ваше меню. Лично я ненавижу орхидеи. Декадентские штучки. Кажется, был какой-то тип, который носил в петлице зеленые орхидеи…
— Я ее туда сунул, чтобы освободить поднос. Он был весь заставлен: горячие пирожки и шампанское, компот и томатный суп, жареная курица и мороженое.
— Кошмарная смесь! Надо было летать на самолете британской авиакомпании.
— У меня не было времени заказать билет.
— Да, тут дело срочное. Наш человек в Гаване присылает последнее время довольно тревожные донесения.
— Отличный работник, — сказал Готорн.
— Не отрицаю. Побольше бы таких. Единственное, чего я не пойму, как американцы до сих пор ничего не пронюхали.
— А мы запрашивали их, сэр?
— Конечно, нет. Я боюсь, что они разболтают.
— Может, они боятся, что разболтаем мы.
Шеф спросил:
— А эти чертежи — вы с ними ознакомились?
— Я не очень разбираюсь в таких вещах. Я сразу же их переслал.
— Ну так взгляните на них сейчас как следует.
Шеф разложил чертежи на столе. Готорн нехотя оторвался от радиатора, и его тут же охватил озноб.
— Что с вами?
— Вчера в Кингстоне было девяносто два градуса.
— Кровь у вас стала жидковата. Наши холода пойдут вам на пользу… Ну, что скажете?
Готорн принялся разглядывать чертежи. Они ему что-то ужасное напоминали… Но что?.. Он испытывал какое-то странное беспокойство.
— Вы помните сопроводительное донесение, — оказал шеф. — Источник дробь три. Кто он такой?
— По-моему, инженер Сифуэнтес.
— Понимаете, даже он был озадачен. При всей своей технической эрудиции. Эти машины транспортировались на грузовиках из армейского штаба в Байамо к границе лесов. Там их погрузили на мулов и повезли по направлению к тем загадочным бетонным площадкам.
— Что говорят в министерстве авиации?
— Они взволнованы, очень взволнованы. Ну и, конечно, весьма заинтересовались.
— А как атомники?
— Им мы еще не показывали. Вы же знаете, что это за народ. Начнут придираться к деталям, кричать, что все это не очень точно, что размеры трубы не те или что она направлена не в ту сторону. Нельзя требовать, чтобы агент восстановил по памяти все детали. Мне нужны фотографии, Готорн.
— Эта нелегкое дело, сэр.
— Надо их раздобыть во что бы то ни стало. Любой ценой. Знаете, что мне сказал Сэвэдж? У меня, доложу я вам, просто волосы встали дыбом. Он сказал, что один из чертежей напоминает ему гигантский пылесос.
— Пылесос?!
Готорн согнулся над столом и припал к чертежам, — его снова пробрал озноб.
— Прямо мурашки по коже пробегают, правда?
— Но это же невозможно, сэр! — Готорн говорил с таким жаром, точно на карту была поставлена его собственная карьера. — Не может это быть пылесосом. Что угодно, только не пылесос!
— Дьявольская игрушка, верно? — сказал шеф. — Остроумно, просто и чертовски ловко придумано. — Он вынул черный монокль, голубое младенческое око отразило свет лампы, и на стене над радиатором забегал зайчик. — Видите эту штуку? Она в шесть раз больше человеческого роста. Похожа на гигантский пульверизатор. А это — что оно вам напоминает?
— Двусторонний наконечник, — уныло сказал Готорн.
— Что такое двусторонний наконечник?
— Они бывают у пылесосов.
— Вот видите, опять пылесос. Готорн, кажется, мы напали на след такого крупного дела, рядом с которым сама водородная бомба будет выглядеть оружием обычного типа.
— А разве мы этого хотим, сэр?
— Конечно, хотим. Тогда люди перестанут столько о ней болтать.
— Что же вы предполагаете, сэр?
— Я не ученый, — сказал шеф, — но поглядите на этот громадный резервуар. Ведь он, наверно, выше деревьев. Наверху что-то вроде огромной оскаленной пасти… обратите внимание на трубопровод — он здесь намечен пунктиром. Почем нам знать, может, он тянется на много миль, от гор до самого моря. Знаете, говорят, русские работают над каким-то новым изобретением — что-то связанное с солнечной энергией и морскими испарениями. Понятия не имею, что у нас тут, но уверен — дело грандиозное. Передайте резиденту, что нужны фотографии.
— Просто ума не приложу, как ему подобраться поближе…
— Пусть наймет самолет и собьется с курса над этим районом. Не сам, конечно, — пусть пошлет дробь два или дробь три. Кто такой дробь два?