Синго позвонил по телефону, стоявшему на столе. Ему было неприятно встречаться сейчас с Сюити в комнате, где сидят сослуживцы. Сюити не было, Синго повел Хидэко в европейский ресторан неподалеку.
Маленькая Хидэко прижалась к нему и, заглядывая в лицо, сказала:
– Когда я работала у вас секретаршей, вы однажды повели меня на танцы. Помните?
– Помню. Волосы у тебя были повязаны белой лентой.
– Нет, – покачала головой Хидэко. – Белой лентой я стянула волосы в тот день, когда была буря. Я это прекрасно помню, потому что в тот день я впервые узнала о Кинуко-сан, и меня это потрясло.
– Значит, это было тогда?
Синго вспомнил, что именно в тот вечер, когда повел Хидэко на танцы, он впервые услышал от нее, что хриплый голос Кинуко – чувственный.
– Это было, кажется, в сентябре прошлого года. Вся эта история с Сюити доставила тебе немало хлопот.
Синго вышел без шляпы, и солнце припекало голову.
– Как ни печально, я ничего не могла поделать.
– При чем здесь ты? Я и то ничего не мог поделать. В общем, опозорилась моя семья.
– Я вас все равно глубоко уважаю. После того как я ушла из фирмы, я еще больше привязалась к вам, – сказала Хидэко странным тоном и немного помолчала. – Я без конца убеждаю Кинуко, что ей ни к чему рожать. А она с надменным видом обрывает меня – что, мол, ты знаешь, что понимаешь. Не вмешивайся не в свое дело. А потом говорит: это касается только того, кого я ношу под сердцем…
– Хм.
– «…Кто тебя просил говорить мне все эти глупости? Ты все твердишь: брось Сюити. Хорошо, если Сюити уйдет от меня, мне ничего не останется, как бросить его, но ведь рожать-то мне одной. Тут уж никто не поможет. А плохо это, если я рожу, или хорошо, ты лучше спроси, если сможешь, у ребенка, который у меня здесь». Кинуко думает, что я еще слишком молодая, и насмехается надо мной. И я ей сказала, что нечего смеяться над человеком. По-моему, Кинуко все-таки будет рожать. Я потом долго думала о нашем разговоре – ведь от мужа, погибшего на фронте, у нее нет детей.
– Да?
Продолжая шагать, Синго понимающе кивнул.
– Может, я сгоряча так говорю, а на самом деле она не будет рожать.
– Сколько уже?
– Четыре месяца… Я-то сама ничего не замечала, а девушки из салона сразу догадались… Хозяйка, узнав об этом, тоже посоветовала ей не рожать. Ведь если Кинуко родит, ей придется уйти с работы, что она тогда будет делать? – Хидэко охватила щеку ладонью. – Просто не представляю себе. Теперь вы все знаете, поговорите с Сюити-сан…
– Хорошо.
– Если решите встретиться с Кинуко-сан, я думаю, лучше поторопиться.
Синго и сам думал об этом – Хидэко высказала его мысли.
– А та женщина, которую ты как-то приводила ко мне в фирму, все еще живет вместе с ней?
– Икэда-сан? Да.
– Кто же из них старше?
– Кинуко-сан, я думаю, года на два, на три моложе.
После обеда Хидэко дошла с Синго до самой фирмы. На ее лице появилась жалкая улыбка, вот-вот расплачется.
– Всего хорошего.
– Благодарю тебя. Ты вернешься в салон?
– Да. В последнее время Кинуко-сан обычно стала уходить Домой раньше, но до половины седьмого она всегда в салоне.
– Вряд ли стоит мне заходить в салон. Кажется, Хидэко и сегодня толкает Синго на встречу с Кинуко, – на душе у него стало тяжело.
Наверно, когда он вернется домой, ему будет невыносимо смотреть в глаза Кикуко.
Кикуко настолько целомудренна, что ей противно заводить ребенка, пока у Сюити есть женщина, и поэтому она не родила. Но ей и в самом страшном сне не приснится, что эта женщина беременна.
Когда через несколько дней после того, как Синго узнал о том, что случилось с Кикуко, она вернулась от своих родителей домой, они с Сюити, казалось, жили в полном согласии. Сюити каждый день приходил рано и трогательно заботился о жене, – что же тогда все это значит?
Если толковать его поведение в хорошем смысле, то, возможно, Кинуко, решив родить, доставляет Сюити немало хлопот, и он, порвав с ней, просит прощения у жены.
И все-таки вся эта история оставила у Синго какой-то отвратительный привкус безнравственности, нечистоплотности.
Неужели она действительно родит? Ему казалось ужасным появление этого ребенка.
– Если он родится, то, значит, будет моим внуком? – пробормотал себе под нос Синго.
Синго медленно шел по улице Хонго, мимо университета.
Он вышел из машины на противоположной стороне, где магазины, – именно здесь нужно было свернуть в переулок, в котором живет Кинуко, но Синго нарочно перешел на другую сторону.
Он мучительно колебался, не решаясь подойти к дому любовницы своего сына. Как можно беременной женщине, с которой видишься в первый раз, отрезать: не рожай?
– Чем это лучше обыкновенного убийства? Должен ли старик пачкать себе этим руки? – бормотал Синго. – Да, но при таких обстоятельствах любое решение жестоко.
Сын должен сам решать. Отцу вмешиваться нечего. Но Синго не высказал этого Сюити и вот приехал к дому Кинуко. Это доказывало, что он не может положиться на Сюити.
С каких же это пор между ним и сыном легла пропасть непонимания, – ужаснулся Синго. Не исключено, что он отправился к Кинуко не столько ради того, чтобы решить все вместо Сюити, сколько из жалости к Кикуко, негодуя на сына из-за того, что с ней случилось.
Яркое вечернее солнце освещало лишь верхушки деревьев на университетском дворе, а дорожки уже были в тени. Студенты в белых рубахах и брюках сидели со студентками на газоне и казались спокойными и умиротворенными.
Синго потер лицо рукой. Он старался стряхнуть с себя опьянение.
До окончания рабочего дня Кинуко еще оставалось время, и Синго пригласил приятеля, служившего в другой фирме, поужинать с ним в европейском ресторане. Они давно не виделись и незаметно напились. Перед тем как подняться на второй этаж в зал ресторана, они выпили в баре, внизу, и Синго сразу опьянел. Поужинав, они снова спустились в бар.
– Как, ты уже уходишь? – удивился приятель. Видимо, он рассчитывал, что они с Синго проведут вместе весь вечер, и специально позвонил в одно местечко в Цукидзи.
Синго сказал, что примерно через час у него назначено свидание, и они вышли из бара. Приятель на всякий случай написал на визитной карточке адрес и номер телефона в Цукидзи и протянул ее Синго. Синго взял карточку, хотя не собирался туда.