— Может быть, — ответил Малыш, — может быть.
* * *
Малыш промок до костей, брюки прилипли к его худым ногам; он поднимался по длинной, не покрытой дорожкой лестнице к себе в комнату в пансионе Билли. Перила шатались под его рукой, и, когда он открыл дверь и увидел, что все ребята здесь и курят, сидя на его медной кровати, он гневно крикнул:
— Когда же починят перила? Ведь это опасно. В конце концов, кто-нибудь свалится.
Шторы не были опущены, и за закрытым окном, на фоне серых крыш, доходящих до самого моря, полыхали последние молнии. Малыш подошел к своей кровати и смахнул с нее крошки булки с колбасой, которую ел Кьюбит.
— Что это тут, — спросил он, — собрание?
— Да неладно со взносами, Пинки, — ответил Кьюбит, — двое не заплатили. Бруер и Тейт. Они говорят, что теперь, раз Кайта не стало…
— Давай порежем их, Пинки? — предложил Дэллоу.
Спайсер стоял у окна и смотрел на грозу. Он промолчал, глядя на молнии, разрывающие небо.
— Спроси Спайсера, — ответил Малыш, — он последнее время что-то много раздумывает.
Все обернулись и посмотрели на Спайсера. Спайсер сказал:
— Может, пока что не надо так нажимать. Вы же знаете, многие ребята смылись, когда Кайта убили.
— Давай, давай, — сказал Малыш. — Послушайте-ка его. Таких, как он, называют философами.
— Ну что ж, — сердито возразил Спайсер. — Есть свобода слова в этой шайке или нет? Потому они и смылись, что не могли себе представить, как это такой шкет будет управлять всей лавочкой.
Малыш сидел на кровати и смотрел на него, засунув руки в мокрые карманы. Один только раз он вздрогнул от озноба.
— Я всегда был против убийства, — продолжал Спайсер. — Мне наплевать, пусть все это знают. На что нужна месть? Подумаешь, благородство какое!
— Ты просто злишься и трусишь, — сказал Малыш.
Спайсер вышел на середину комнаты.
— Слушай, Пинки, — сказал он. — Будь благоразумен. — Он обратился ко всем: — Будьте благоразумны.
— А ведь кое в чем он прав, — неожиданно вставил Кьюбит. — Нам повезло, что все мы так выскочили. Незачем привлекать к себе внимание. Лучше на время оставить Бруера и Тейта в покое.
Малыш встал. К его мокрому костюму прилипло несколько крошек.
— Ты готов, Дэллоу? — спросил он.
— На все, что ты скажешь. Пинки, — ответил Дэллоу, улыбаясь, как большая преданная собака.
— Куда ты идешь, Пинки? — спросил Спайсер.
— Хочу сходить к Бруеру.
Кьюбит сказал:
— Ты ведешь себя так, как будто мы убили Хейла в прошлом году, а не на прошлой неделе. Нам надо быть осторожными.
— Это дело конченное, — сказал Малыш — Вы слышали заключение суда. Он умер своей смертью, — добавил он, глядя в окно на затихающую грозу.
— А ты забыл об этой девчонке из кафе Сноу? Из-за нее нас могут повесить.
— Девчонку я беру на себя. Она ничего не скажет.
— Ты женишься на ней, что ли? — спросил Кьюбит. Дэллоу засмеялся.
Малыш вынул руки из карманов и сжал их так, что побелели костяшки.
— Кто говорит, что я женюсь на ней? — спросил он.
— Спайсер, — ответил Кьюбит.
Спайсер попятился от Малыша.
— Слушай, Пинки, — сказал он, — я подумал об этом только потому, что тогда она стала бы безопасной. Жена не имеет права давать показания.
— Мне не нужно жениться на этой никудышной девчонке, чтобы сделать ее безопасной. Как нам сделать безопасным тебя, Спайсер? — Он провел языком по сухим потрескавшимся губам. — Если для этого достаточно полоснуть бритвой…
— Это была просто шутка, — вмешался Кьюбит. — Не надо принимать это всерьез. Ты шуток не понимаешь, Пинки.
— Ты думаешь, это было бы забавно, а? Чтобы я женился, да еще на такой паршивой девчонке? Ха, ха, — засмеялся он каркающим смехом. — Придется мне кое-чему научиться. Пошли, Дэллоу.
— Подожди до утра, — сказал Кьюбит. — Подожди, пока вернутся остальные ребята.
— Ты что, тоже дрейфишь?
— Ты вот не веришь, Пинки. Но мы должны действовать полегоньку.
— Ты со мной, Дэллоу? — спросил Малыш.
— Я с тобой, Пинки.
— Тогда пошли, — сказал Малыш.
Он направился к умывальнику и открыл маленькую дверцу, за которой стоял ночной горшок. Он пошарил за горшком и вытащил тоненькое лезвие, такое, каким женщины подбривают себе брови, но с одного края затупленное и обернутое изоляционной лентой. Он сунул его под длинный ноготь большого пальца, единственный ноготь, который не был у него обкусан, и натянул перчатку.
— Через полчаса мы вернемся с деньгой, — сказал он, вышел из комнаты, хлопнув дверью, и спустился по лестнице пансиона Билли. Холод от мокрой одежды проникал до самых костей, лицо сморщилось от озноба, узкие плечи вздрагивали. Он бросил через плечо шагавшему за ним Дэллоу:
— Мы пойдем к Бруеру. Довольно будет проучить его одного.
— Как знаешь, Пинки, — ответил Дэллоу.
Дождь перестал; был отлив, и мелкое море отступало вдали от песчаной отмели. Где-то часы пробили полночь. Дэллоу вдруг захохотал.
— Что это тебя разбирает, Дэллоу?
— Я вот о чем думаю, — ответил Дэллоу. — Ты мировой парень. Пинки. Кайт правильно сделал, что принял тебя. Ты идешь напролом, Пинки.
— Ты молодец, — сказал Пинки, глядя вперед; лицо его передергивалось от озноба.
Они прошли мимо «Космополитена», мимо фонарей, горевших там и здесь на огромной набережной, к башенкам, выделявшимся на фоне быстро бегущих облаков. Когда они проходили мимо кафе Сноу, там погасло последнее окно. Они повернули на Олд-Стейн. У Бруера был дом возле трамвайной линии на Льюис-роуд, почти под железнодорожным мостом.
— Он уже лег спать, — сказал Дэллоу.
Пинки позвонил, не отнимая пальца от кнопки. По обеим сторонам дороги тянулись ряды низеньких, закрытых ставнями, лавочек; по безлюдному шоссе, звеня и качаясь, прошел пустой трамвай с надписью «В парк»; пассажиров в нем не было, кондуктор дремал на одной из скамеек, крыша блестела от ливня. Пинки все держал палец на кнопке звонка.
— Почему Спайсер сказал это… о том, что я женюсь? — спросил Малыш.
— Он просто подумал, что это заткнет ей глотку, — ответил Дэллоу.
— Такие, как она, меня не волнуют, — сказал Малыш, нажимая на кнопку звонка.
На лестнице зажегся свет, скрипнула оконная рама, и чей-то голос окликнул:
— Кто это?
— Это я, — ответил Малыш, — Пинки.
— Что тебе надо? Почему ты не мог прийти утром?