— Нет, — сказал Уилсон. Он и не думал трогаться с места — у него была манера вечно загораживать дорогу, так что приходилось его обходить.
— Что ж, спокойной ночи, Уилсон. Загляните к нам, Луиза…
— Я ее люблю, Скоби.
— Я это заметил. И вы ей нравитесь, Уилсон.
— А я ее люблю, — повторил Уилсон. Он подергал брезент, прикрывавший ящик. — Разве вам понять, что это значит!
— Что именно?
— Любовь. Вы никого не любите, кроме себя, подлец вы этакий!
— У вас расходились нервы, Уилсон. Это климат. Вам надо полежать.
— Вы бы не вели себя так, если бы ее любили.
По черной воде с невидимого корабля донеслись звуки патефона — надрывно звучала модная песенка. Часовой кого-то окликнул, и тот ответил паролем. Скоби опустил фонарик, теперь он освещал только противомоскитные сапоги Уилсона.
— Любовь не такая простая штука, как вы думаете, Уилсон, — сказал он. — Вы начитались стихов.
— А что бы вы сделали, если бы я ей все сказал… насчет миссис Ролт?
— Но вы ведь ей уже сказали, Уилсон. То, что вы об этом думаете. Однако она предпочитает мою версию.
— Смотрите, Скоби, я до вас доберусь.
— Вы думаете, Луизе будет лучше?
— Со мной она будет счастлива! — простодушно похвастал Уилсон дрогнувшим голосом, который перенес Скоби на пятнадцать лет назад и напомнил ему человека куда моложе, чем тот замаранный субъект, который разговаривал сейчас с Уилсоном на берегу моря, прислушиваясь к тихому плеску воды о деревянный причал.
Скоби негромко сказал:
— Да, вы постараетесь. Я знаю, вы постараетесь. Может быть… — Но он и сам не знал, как договорить фразу, какое слабое утешение приберег он для Уилсона — оно смутно промелькнуло у него в мозгу и исчезло. Вдруг его охватило раздражение против этой долговязой «романтической» фигуры там, у ящика, — он просто невежда, хотя и знает так много. Скоби сказал: — Пока что мне бы хотелось, чтобы вы перестали за мной шпионить.
— Это моя обязанность, — признался Уилсон, и сапоги его задвигались в луче фонарика.
— Все, что вы пытаетесь выяснить, ничего не стоит.
Скоби оставил Уилсона возле склада горючего и пошел дальше. Когда он поднимался по ступенькам в контору Юсефа, он оглянулся и увидел в темноте густую черную тень — там стоял Уилсон, смотрел ему вслед и ненавидел. Он вернется домой и напишет донесение: «В 23:25 я заметил майора Скоби, который явно направлялся на заранее назначенное свидание…»
Скоби постучался и вошел. Юсеф полулежал за столом, положив на него ноги, и диктовал чернокожему конторщику. Не прерывая фразы «…пятьсот рулонов в клетку, семьсот пятьдесят с ведерками на песочном фоне, шестьсот рулонов искусственного шелка в горошек», он поглядел на Скоби с надеждой и тревогой. Потом резко приказал конторщику:
— Убирайся. Но потом вернись. Скажи слуге, чтобы никого не впускал. — Он снял ноги со стола, приподнялся и протянул дряблую руку. — Добро пожаловать, майор Скоби. — Но рука упала, как ненужная тряпка. — Вы впервые почтили мою контору своим присутствием, майор Скоби.
— Да я толком не знаю, зачем я сюда пришел, Юсеф.
— Мы так давно не виделись. — Юсеф сел и устало подпер огромную голову огромной, как тарелка, ладонью. — Время для разных людей течет по-разному: для кого медленно, для кого быстро. Все зависит от их симпатии друг к другу.
— На этот счет у сирийцев, наверно, есть стихи.
— Есть, майор Скоби, — живо подтвердил Юсеф.
— Вам бы дружить не со мной, а с Уилсоном, Юсеф. Он любит стихи. У меня прозаическая душа.
— Выпьете виски, майор Скоби?
— Не откажусь.
Он сидел по другую сторону письменного стола; между ними возвышался неизменный синий сифон.
— Как поживает миссис Скоби?
— Зачем вы послали мне бриллиант, Юсеф?
— Я ваш должник, майор Скоби.
— Ну нет, это неправда. Вы расплатились со мной сполна той бумажкой.
— Я изо всех сил стараюсь забыть все это дело. Я уговариваю себя, что это была просто дружеская услуга и ничего больше.
— Стоит ли лгать самому себе, Юсеф? Себя ведь не обманешь.
— Майор Скоби, если бы я чаще с вами встречался, я стал бы лучше. — В стаканах зашипела содовая, и Юсеф с жадностью выпил. — Сердцем чувствую, майор Скоби, что вы встревожены, огорчены… Я всегда мечтал, что вы придете ко мне в трудную минуту.
— А ведь было время, когда я смеялся над мыслью, что могу к вам прийти.
— У нас в Сирии есть притча про льва и мышь…
— У нас она тоже есть, Юсеф. Но я никогда не считал вас мышью, да и сам я не лев. Вот уж никак не лев!
— Вы встревожены из-за миссис Ролт. И вашей жены. Правда, майор Скоби?
— Да.
— Передо мной вам нечего стыдиться, майор Скоби. У меня было в жизни немало неприятностей из-за женщин. Теперь мне легче, я многому научился. Я научился плевать на все, майор Скоби. Я говорю обеим: «Мне плевать на все. Я сплю, с кем хочу. Не нравится — не живи со мной. А мне плевать». И они с этим мирятся, майор Скоби. — Юсеф вздохнул, глядя на свое виски. — Иногда я даже предпочел бы, чтобы они не мирились.
— Я на очень многое пошел, Юсеф, чтобы моя жена ничего не подозревала.
— Я знаю, на что вы пошли, майор Скоби.
— Нет, всего вы не знаете. История с алмазами — это еще чепуха по сравнению…
— С чем?
— Вы не поймете. Но дело в том, что теперь знает еще один человек — Али.
— Но вы ведь доверяете Али?
— Кажется, доверяю. Но он знает и про вас. Он вошел вчера и видел бриллиант. Ваш слуга был очень неосторожен.
Крупная, широкая рука шевельнулась на столе.
— Я займусь моим слугой, не откладывая.
— Слуга Уилсона — сводный брат Али. Они друг с другом видятся.
— Вот это нехорошо, — сказал Юсеф.
Теперь Скоби выложил все свои тревоги, все, кроме самой главной. У него было странное чувство, будто первый раз в жизни он переложил свое бремя на чужие плечи. И Юсеф взвалил на себя это бремя, он явно взвалил его на себя. Поднявшись со стула, он пододвинул свою громадную тушу к окну и стал разглядывать зеленую штору, словно там был нарисован пейзаж. Он поднес руку ко рту и стал грызть ногти — щелк, щелк, щелк, зубы его прикусывали каждый ноготь поочередно. Потом он принялся за другую руку.
— Не думаю, чтобы тут было что-нибудь серьезное, — сказал Скоби. Его охватило беспокойство; казалось, он нечаянно пустил в ход мощную машину и теперь не мог уже с ней совладать.
— Плохо, когда не доверяешь, — сказал Юсеф. — Слуг надо иметь таких, которым доверяешь. Ты о них всегда должен знать больше, чем они о тебе. — В этом для него, видимо, и состояло доверие.