— Чудовищное нахальство! — воскликнул Тод. Очевидно, и тут речь шла о бедном Уилсоне. Но прежде чем Скоби успел уйти, он услышал голос Фрезера:
— Он за это наказан. Его зацапала Ученая Луиза.
Тимблригг утробно захихикал, и на его пухлой губе пузырьком вздулась капля джина.
Скоби поспешно вернулся в гостиную. Он на всем ходу налетел на кресло. Потом пришел в себя: перед глазами больше не ходили круги, но он чувствовал, что правый глаз щиплет от пота. Он потер глаз; пальцы дрожали, как у пьяного. Он сказал себе: «Берегись. Здешний климат вреден для волнений. Здешний климат создан для низости, злобы, снобизма, но ненависть или любовь могут тут свести с ума». Он вспомнил, как выслали на родину Бауэрса за то, что тот на балу дал пощечину адъютанту губернатора, и миссионера Мэкина, который кончил свои дни в сумасшедшем доме в Чайзлхерсте.
— Дьявольская жара, — сказал он какой-то фигуре, маячившей перед ним, словно в тумане.
— Вы плохо выглядите. Скоби. Выпейте чего-нибудь.
— Нет, спасибо. Мне еще надо проверить посты.
Возле книжных шкафов Луиза оживленно болтала с Уилсоном, но Скоби чувствовал, что злоязычье и чванство шныряют вокруг нее, как волки. Они не дадут ей порадоваться даже книгам, подумал он, и руки у него снова затряслись. Подходя к ней, он слушал, как она милостиво предлагает тоном доброй феи:
— Приходите как-нибудь к нам пообедать. У меня много книг, может, вам будет интересно.
— С большим удовольствием, — сказал Уилсон.
— Рискните нам позвонить: вдруг мы окажемся дома.
Скоби в это время думал: «Ах вы, ничтожества, как вы смеете издеваться над человеком?» Он сам знал ее недостатки. Его самого часто передергивало от ее покровительственного тона, особенно с незнакомыми. Он знал каждую фразу, каждую интонацию, которые восстанавливали против нее людей. Иногда ему хотелось предостеречь ее, как мать предостерегает дочь: не надевай этого платья, не повторяй этих слов, — но он должен был молчать, заранее терзаясь оттого, что она потеряет друзей. Хуже всего было, когда он замечал у своих сослуживцев какое-то сочувствие к себе, словно они его жалели. Он едва сдерживался, чтобы не крикнуть: какое вы имеете право ее осуждать? Это я во всем виноват. Я ее такой сделал. Она не всегда была такая.
Он быстро к ней подошел.
— Дорогая, мне надо объехать посты.
— Уже?
— Увы, да.
— Я побуду еще немножко. Миссис Галифакс довезет меня до дому.
— Я бы хотел, чтобы ты поехала со мной.
— Куда? Проверять посты? Я не ездила уже целую вечность.
— Вот поэтому я тебя и зову. — Он взял ее руку и поцеловал; это был вызов. Он объявлял им всем, что его нечего жалеть, что он любит свою жену, что они счастливы. Но никто из тех, кому он хотел это доказать, его не видел: миссис Галифакс возилась с книгами, Рейт давно ушел, Бригсток пил в баре, Феллоуз был поглощен беседой с миссис Касл — никто ничего не видел, кроме Уилсона.
— Мы поедем с тобой в другой раз, милый, — сказала Луиза. — Миссис Галифакс обещала подвезти мистера Уилсона до гостиницы, она все равно поедет мимо нашего дома. Я хочу ему дать почитать одну книжку.
Скоби почувствовал к Уилсону глубочайшую благодарность.
— Прекрасно, — сказал он, — прекрасно. Но лучше чего-нибудь выпейте. Подождите меня, я сам довезу вас до «Бедфорда». Я скоро вернусь.
Он положил руку на плечо Уилсона и мысленно взмолился: «Господи, не дай ей вести себя с ним слишком покровительственно; не дай ей быть слишком нелепой; не дай ей потерять хоть эту дружбу!»
— Я не прощаюсь, — сказал он вслух. — Надеюсь вас увидеть, когда вернусь.
— Вы очень любезны, сэр.
— Не зовите меня так почтительно, Уилсон. Вы же не полицейский. И благодарите бога, что не полицейский.
5
Скоби вернулся позже, чем предполагал. Задержала его встреча с Юсефом. На полпути в город он наткнулся на машину Юсефа, стоявшую на обочине; сам Юсеф мирно спал на заднем сиденье; свет фар упал на его крупное одутловатое лицо и седой клок на лбу, скользнул по жирным бедрам, обтянутым белым тиком. Рубашка у Юсефа была расстегнута, и колечки черных волос на груди обвивались вокруг пуговиц.
— Может, вам помочь? — нехотя осведомился Скоби, и Юсеф открыл глаза; золотые зубы, вставленные его братом, зубным врачом, на мгновение вспыхнули, как факел. Если сейчас мимо поедет Феллоуз, ему будет что рассказать завтра утром в Администрации. Помощник начальника полиции ночью тайком встречается с лавочником Юсефом! Оказать помощь сирийцу было почти так же опасно, как воспользоваться его помощью.
— Ах, майор Скоби! — сказал Юсеф. — Сам бог мне вас посылает!
— Чем я могу помочь?
— Мы торчим здесь уже полчаса. Машины проходят мимо, не останавливаясь, и я все жду, когда же появится добрый самаритянин.
— У меня нет лишнего елея, чтобы возлить вам на раны, Юсеф.
— Ха-ха! Вот это здорово, майор Скоби! Но если бы вы согласились подвезти меня в город…
Юсеф вскарабкался в «моррис» и уперся толстой ляжкой в ручку тормоза.
— Пусть ваш слуга сядет сзади.
— Нет, он останется здесь. Скорее починит машину, если будет знать, что иначе ему домой не добраться. — Сложив жирные руки на коленях, Юсеф сказал: — У вас хорошая машина, майор Скоби. Вы за нее заплатили, наверно, не меньше четырехсот фунтов.
— Сто пятьдесят.
— Я бы вам дал за нее четыреста.
— Она не продается. Где я достану другую?
— Не сейчас, а когда вы будете уезжать…
— Я не собираюсь уезжать.
— Ну? А я слышал, что вы подаете в отставку.
— Это неправда.
— В лавках чего только не болтают… Да, все это просто сплетни.
— Как идут дела?
— Не так уж плохо. Но и не слишком хорошо.
— А я слышал, что вы за войну нажили не одно состояние. Но это, конечно, тоже сплетни.
— Да вы же сами все знаете, майор Скоби. Моя лавка в Шарп-тауне торгует хорошо, потому что я в ней сижу сам, а хозяйский глаз всегда нужен. Моя лавка на Маколей-стрит торгует сносно — там сидит моя сестра. Но вот в лавках на Дурбан-стрит и на Бонд-стрит бог знает что творится. Обжуливают меня безбожно. Ведь я, как и все мои соплеменники, грамоты не знаю, и надуть меня ничего не стоит.
— Люди болтают, будто вы помните наизусть, сколько у вас товара в каждой лавке.
Юсеф ухмыльнулся и расцвел.
— Память у меня и правда неплохая. Но зато ночи напролет не сплю. Если не выпью побольше виски, все думаю, как там у меня на Дурбан-стрит, и на Бонд-стрит, и на Маколей-стрит.