Когда Грифф в последний раз видел отца, на нем были наручники, и его запихивали на заднее сиденье полицейской машины. Сосед вызвал копов, сообщив о семейной ссоре.
Ссора. Это еще мягко сказано — отец едва не выбил из матери дух, когда пришел домой и застал ее в постели с парнем, с которым она познакомилась прошлым вечером.
Мать отправили в больницу. А отца в тюрьму. Гриффа отдали в приемную семью, пока мать выздоравливала. Когда дело рассматривалось в суде, окружной прокурор сказал шестилетнему Гриффу, что его могут попросить рассказать судье, что случилось в тот вечер, потому что он был свидетелем нападения. Он жил в страхе. Если его папаша выйдет на волю, то Грифф поплатится за то, что болтал про него. Возмездие предполагает порку ремнем. Это будет не первое наказание, но, похоже, самое худшее.
Откровенно говоря, он не мог винить отца. Грифф знал, что такие слова, как проститутка, шлюха и потаскуха, обозначали гадкие вещи о его матери, и считал, что она вполне заслужила эти обидные прозвища.
Но суда не было. Отец признал себя виновным, чтобы смягчить наказание, и его отправили за решетку. Грифф так и не узнал, вышел ли он из тюрьмы. Где бы ни был отец, он не давал о себе знать. Грифф никогда его больше не видел.
С тех пор они с матерью остались одни.
Если не считать мужчин, которых она приводила в дом. Одни задерживались надолго — на неделю или даже на две. Другие были просто гостями, которые исчезали за дверью, едва успев натянуть штаны.
Грифф помнил, как вскоре после того, как отца посадили, он плакал, потому что мать заперла дверь его спальни и он не мог убежать от забравшегося в постель паука. Парень, с которым мать была в эту ночь, в конце концов пришел к нему в комнату, выбросил паука в окно, потрепал Гриффа по макушке и сказал, что теперь все в порядке и он может спокойно спать.
Когда Грифф подрос, он стал замечать, что некоторые из материных мужчин бросали на него извиняющиеся и даже виноватые взгляды. Остальные же вообще не хотели его видеть. Именно тогда мать стала говорить ему исчезнуть и не появляться несколько часов. Иногда она давала ему денег, и он мог сходить в кино. Когда его выгоняли из дома, он чаще всего в одиночестве слонялся по кварталу, ища, чем бы себя занять, а впоследствии проказничая.
Некоторые из мужчин его матери обращали на него не больше внимания, чем на стык выцветших обоев. Другие, но их было совсем немного, были добры к нему. Как тот парень, что убил паука. Но, к сожалению, он больше не вернулся. Один из парней, кажется Нейл, остался на целый месяц. Грифф поладил с ним. Он знал несколько карточных фокусов и показал Гриффу, как они делаются. Однажды он пришел домой с хозяйственной сумкой и протянул ее Гриффу со словами: «Вот, малыш. Это тебе». Внутри лежал футбольный мяч. Много лет спустя Грифф много раз задавал себе вопрос, узнал ли его Нейл, когда он стал профессиональным игроком. Вспомнил ли он, что подарил Гриффу первый футбольный мяч? Наверное, нет. Скорее всего, он вообще забыл о Гриффе и о его матери.
Мужчины приходили и уходили. Шли годы. Мать могла уйти. Но она всегда возвращалась.
А потом настал день, когда она тайно носила вещи в машину парня, который появился в их доме несколько недель назад. Его звали Рэй, и он сразу же невзлюбил Гриффа, который скептически фыркал, когда Рэй начинал рассказывать истории о своих феноменальных успехах на ковбойском родео, пока мустанг не наступил ему на спину, сделав его непригодным для арены. Вероятно, мустанг сделал его непригодным и для всего остального, потому что, насколько мог судить Грифф, у Рэя не было ни работы, ни увлечений.
Рэй не любил Гриффа и не скрывал этого. Однако и Гриффа нельзя было назвать очень милым. К моменту появления в их доме Рэя Гриффу исполнилось пятнадцать — эгоистичный, озлобленный и непокорный подросток. Он уже попадался на краже в магазине и на битье автомобильных стекол, но оба раза его жалели и давали испытательный срок. Два раза его выгоняли из школы за драку. Он был неисправимым драчуном. С годами его волосы потемнели, как и взгляды на жизнь.
В тот вечер, когда мать направилась к двери вслед за Рэем и повернулась, чтобы попрощаться, Грифф притворился, что ему все равно, и не отрывал взгляд от телевизора. Телевизор был старым, изображение на экране рябило, но это было все же лучше, чем ничего.
— Пока, малыш.
Он ненавидел, когда мать называла его малышом. Она никогда не ласкала его, или это было так давно, что он не мог этого вспомнить.
— Ты меня слышишь, Грифф?
— Я не глухой.
— Почему ты сегодня такой колючий? — Она демонстративно вздохнула. — Я скоро вернусь.
Он повернул голову, они посмотрели друг на друга, и она поняла, что он все знает.
— Ты идешь или как? — крикнул со двора Рэй.
Взгляд, которым Грифф обменялся с матерью, длился на несколько мгновений дольше, чем обычно. Возможно, она немного сожалела о том, что собирается сделать. Ему хотелось бы так думать. Но, скорее всего, нет. Она быстро повернулась и вышла. Дверь со стуком захлопнулась за ней.
Грифф три дня не выходил из дома. На четвертый день он услышал, как по дорожке, ведущей к дому, едет машина. Он ненавидел себя за мелькнувшую надежду — может, он ошибся и она в конце концов вернулась. Может, она раскусила Рэя и его брехню. Может, Рэй понял, что она шлюха, и привез ее назад.
Но шаги на крыльце были слишком тяжелыми для нее.
— Грифф?
Черт! Коуч.
Грифф, сгорбившийся на потрепанном диване перед телевизором, надеялся, что его не заметят. Но не тут-то было. Заскрипела открывшаяся дверь, и Грифф выругал себя за то, что не запер ее. Боковым зрением он увидел Коуча, появившегося у другого конца дивана.
— Ты пропустил тренировку. В школе сказали, что не видели тебя на занятиях три дня. Где ты был?
— Здесь, — ответил Грифф, не отрывая взгляда от телевизора.
— Ты заболел?
— Нет.
Коуч помолчал.
— Где твоя мать?
— Откуда мне знать, черт побери? — огрызнулся Грифф.
— Я повторяю вопрос. Где твоя мать?
Грифф посмотрел на Коуча и с притворной невинностью произнес:
— Наверное, на собрании школьного комитета. Или на курсах кройки и шитья при церкви.
Коуч направился к телевизору и выдернул шнур из розетки.
— Собирай свои вещи.
— Что?
— Собирай свои вещи.
Грифф не пошевелился. Коуч подошел к нему; его бутсы с треском раздавили пустые коробки из-под хлопьев и банки от содовой, громоздившиеся на подносе, который Грифф поставил перед диваном.
— Собирай вещи. Быстро.
— Зачем? Куда я поеду?
— Ко мне домой.
— Черта с два.