Баглюк стал быстро оживать. Пожалуй, он еще не в финале пьесы, когда Маргарита умирает от чахотки. Действие отодвигается ближе к середине.
– Нам это интересно, но у нас не было материала. Таких случаев, о которых вы говорите, было немного, и каждый раз другие газетчики оказывались первыми. А когда материал неэксклюзивный, это уже все не то.
– Тогда тем более вас это должно заинтересовать, – произнес незнакомый собеседник. – Потому что вы – первый, кто узнал, что убитый вчера Никита Мамонтов был осведомителем и состоял на связи у сотрудника отдела по борьбе с тяжкими насильственными преступлениями.
– Но мне нужны доказательства, – осторожно сказал Баглюк. – Вы же знаете, наша газета и без того была втянута в несколько судебных процессов из-за публикаций, построенных на непроверенных данных.
– Разумеется, – спокойно ответил незнакомец. – Доказательства я вам предъявлю. Мы будем договариваться с вами о встрече, или вы хотите подумать?
– Я хочу понять, в чем состоит ваш интерес. Почему вы предлагаете материал именно нашей газете и именно мне? И что вы хотите взамен?
– Объясню. Ваша газета – единственная из ежедневных изданий, где могут потянуть материал такой степени сложности. Конечно, в «Совершенно секретно» или «Криминальной хронике» есть профессионалы, которые лучше вас разберутся в материале и подадут его более эффектно, но эти издания выходят раз в месяц. А остывшее блюдо теряет всю свою привлекательность. Теперь что касается моего личного интереса. Я работаю в правоохранительных органах, и мне небезразлична судьба агентурно-оперативной деятельности. К сожалению, при существующем сегодня положении вещей судьба эта незавидная. И я хочу сделать все, чтобы переломить сложившуюся тенденцию, в том числе и организовать кампанию в средствах массовой информации, которая заставила бы наших руководителей наконец задуматься о том, что система раскрытия преступлений и розыска преступников разваливается на глазах.
Это показалось Баглюку убедительным. Во всяком случае, ему уже приходилось встречать таких людей, которые пытались бороться за идею при помощи скандалов в прессе. Правда, эти идеи были всегда политическими, а не сугубо профессиональными… Зато материальчик можно будет сделать – прелесть! Пальчики оближешь.
* * *
Юра Коротков приходил на работу очень рано. Обстановка дома была невыносимой, и он обычно старался встать, позавтракать и уйти до того, как проснется жена, чтобы не нарываться на очередной скандал и не портить себе настроение на весь день. Сегодня он тоже пришел пораньше и уже без четверти восемь сидел в кабинете, который занимал вместе с Колей Селуяновым, и переписывал на чистые листы ту информацию, которую сумел собрать за вчерашний день. Информация эта записывалась по ходу на самые разнообразные клочки и обрывки бумаги, сигаретные пачки, обертки из-под шоколадок и прочие «бумажные носители».
В десять минут девятого звякнул внутренний телефон.
– Юрий Викторович, – послышался голос Мельника, – зайдите ко мне.
Коротков с удивлением глянул на часы и отправился к начальнику. Владимир Борисович встретил его ледяным молчанием. Только швырнул на длинный стол для совещаний какую-то газету и встал у окна, повернувшись к Короткову спиной. Юра взял газету, недоуменно пробежал глазами по заголовкам и наткнулся на тот, который был выделен ядовито-зеленым маркером: «Трупы на свалке». Материал был приличным по объему, занимая целый «подвал» на второй полосе. И начинался довольно эффектно.
«– Он мне сказал: «Я знаю, что это ты убил. Может быть, я не сумею это доказать, но я все равно это точно знаю…»
Красивый оборот, не правда ли? Перед вами расшифровка диктофонной записи признания в убийстве, совершенном в девяносто пятом году. Молодой человек по имени Никита (фамилию мы пока не называем) сразу же попал в поле зрения уголовного розыска, был задержан и в течение почти месяца интенсивно допрашивался. Более того, как мы с вами теперь знаем, сотрудники милиции были уверены в том, что убийца – он. Знали это совершенно точно. Знали – и… отпустили Никиту.
«Как же так?» – спросите вы. Почему же отпустили, если точно знали, что он виновен? Разве Никита был крутым мафиози и сумел всех купить? Нет. Он был обыкновенным молодым человеком, связанным с криминальной группировкой, но далеко не самой мощной. Может быть, у него влиятельные родители, которые сумели организовать давление в духе хорошо известных традиций «телефонного права»? И снова я отвечу: нет. Мама у Никиты работает врачом в детской поликлинике, а отца нет уже много лет. Так в чем же дело? Почему он оказался на свободе?
Ответ прост. Никиту завербовали. Милиционеры сделали вид, что не могут найти доказательств его вины, скрыли эти доказательства от следствия и отпустили убийцу. А взамен получили информатора, осведомителя, который держал их в курсе дел той группировки, к которой принадлежал. Видите, как все просто?
Никита честно работал на милицию, трудился в поте лица. Постепенно группировка некоего Усоева (а принадлежал Никита именно к ней) начала распадаться. Некоторых членов очень удачно брали с поличным на всякой ерунде. В рядах преступников начались разброд и шатание, группировка ослабевала на глазах, и ее несколько месяцев назад прибрал к рукам другой авторитет, покруче и помощнее. Никите в новой «семье» места не нашлось. И именно поэтому он перестал быть нужным милиции. Не можешь давать информацию – катись на все четыре стороны, не путайся под ногами.
И ладно бы, если бы черная неблагодарность милиционеров ограничилась только этим. Так ведь нет. Они даже не позаботились о том, чтобы факт сотрудничества Никиты с уголовным розыском не стал достоянием гласности. И разумеется, слухи достигли заинтересованных ушей. В преступной среде измен не прощают, это вам, господа хорошие, не семейная жизнь. Никита забеспокоился, почувствовав, что вокруг него становится «горячо». И кинулся за помощью. К кому? Да к кому же еще ему бежать за защитой и советом, как не к тому оперативнику, на которого он работал и которому давал информацию! Мы располагаем записью и этого разговора, из которого вам кое-что станет понятным.
«– Алло, Юрия Викторовича можно?
– Слушаю.
– Моя фамилия Мамонтов. Никита Мамонтов. Вы меня помните?
Неуверенно:
– Нет, не припоминаю.
– Убийство на Павелецком вокзале. Ну как же, Юрий Викторович… Вы мне и телефоны свои оставили, чтобы я звонил, если что.
– А, да, вспомнил. И что вы хотите?
– Мне нужно с вами встретиться.
– Зачем?
– Это очень важно. Пожалуйста… Я не хочу по телефону. Это очень важно.
– Ладно, давайте в половине двенадцатого на «Чертановской». Сможете? Выход из последнего вагона, в тоннеле, возле лотерейного киоска. Знаете, где это?
– Да. Спасибо вам…»