Мужские игры | Страница: 18

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Надо начинать работу прямо сейчас, – ответил Зеленин спокойно, будто не замечая злой иронии своего начальника. – Два дня – не так много, как тебе кажется. Можешь мне поверить, я за свою жизнь делал десятки разных концепций, это очень трудоемкая работа.

– Не морочь голову, – буркнул Стоянов, усаживаясь за стол напротив заместителя. – За полчаса все сделаем.

– Да?

Зеленин быстро сложил свои бумажки, убрал в папку и встал.

– Тогда делай. Через два дня положим Василию на стол две концепции, одну – твою, другую – мою.

– Сядь, – резко приказал Стоянов. – Концепция должна быть одна. Он сам сказал. Нечего строить из себя обиженного. Чего ему в голову вступило концепцию какую-то требовать? Первый набор прекрасно провели и без концепции. Просто приняли решение и выполнили его. Ты, что ли, воду мутишь своими псевдонаучными выкрутасами?

Зеленин молча сел и уставился на него своими непонятными глазами.

– Ладно, давай начинай, раз ты уж такой крупный специалист по концепциям, – смилостивился начальник. – И в первую очередь найди мне решение, как избежать ошибок при наборе наших кандидатов. А потом уж поговорим о том, как строить обучение.

– Надо начинать не с этого, – возразил Зеленин, снова открывая папку и вытаскивая свои схемы и записи.

– А с чего же?

– С определения цели. Мы должны четко понимать, чего хотим добиться, какого специалиста получить в итоге. Потом продумать, как его подготовить, чему и как учить. Потом прикинуть, каким должен быть человек, чтобы он смог успешно пройти курс, научиться всему тому, чему мы хотим его научить, а после окончания учебы хорошо работать. И только потом думать о том, где и как такого человека найти. Иными словами, мы должны разработать три модели. Первая – модель выпускника-специалиста. В нее входит перечень необходимых знаний и умений, а также наличие хорошей подкладки под легендирование. Вторая – модель обучающегося, или, если хочешь, курсанта. Здесь у нас должен быть перечень требований к его психологическим, физическим и интеллектуальным характеристикам, которые позволят ему успешно пройти курс. И третья модель – модель кандидата. После того, как мы с тобой разработаем эти три модели, мы начнем думать о том, как первую модель превращать во вторую, а вторую – в третью. Иными словами, выработаем принципы поиска, вербовки и обучения. Вот так, Гриша, создаются концепции. Только так, и никак иначе. А то, что ты можешь сочинить за полчаса, годится для сортира.

Стоянов с трудом подавил в себе закипающую злость. Он понимал, что его заместитель прав. Но признаваться в этом вслух смертельно не хотелось. И дело было даже не в том, что не хотелось соглашаться лично с Зелениным. Вопрос стоял куда шире. Двадцать четыре года он отдал практической работе в уголовном розыске. Почти четверть века. И все эти годы не подлежало сомнению, что наука – это туфта, детские игрушки для тех, кто хочет носить погоны и получать за это деньги, но не хочет заниматься грязной, изматывающей и опасной для жизни работой. Для таких вот «сынков», «зятьев» и «любовниц» и придумали науку в системе МВД, создали специально теплые местечки. Денежные и необременительные. Какая в ловле преступников может быть наука? Ну только что у криминалистов. Химия там всякая, биология и прочие вещи, полезные для проведения экспертизы. А все остальное – чистое надувательство, пустое сотрясение воздуха в промежутках между получением зарплаты.

И что же теперь, признавать превосходство и правоту человека, который всю жизнь корпел за столом, сочиняя научные безделицы? Нет, ни за что.

Ни за что? А как же Мамонтов и Парыгин? Это очевидные провалы, и в карман их не спрячешь. Придется соглашаться и сочинять вместе с Зелениным эту дурацкую концепцию. Может, оно и к лучшему. Зеленин, пороху не нюхавший, наверняка какую-нибудь чушь придумает. Все-таки первый-то набор провели успешно, а ведь делали так, как предлагал Стоянов. Пусть теперь попробуют второй набор провести по-зеленински. Сразу увидят, кто был прав.

Глава 4

У Парыгина была вторая квартира, о которой никто из его знакомых не знал. Туда-то и привез он ошалевшую от страха и обессилевшую от слез вдову своего двоюродного брата Лолиту и ее семилетнего сына Сережу.

– Чья это квартира? – спросила Лолита, с удивлением оглядывая скудно обставленное жилище, в котором не было ничего, ни одной вещи сверх минимально необходимого.

– Одного приятеля, – уклончиво ответил Парыгин. – Ты можешь быть спокойна, здесь тебя никто не потревожит. Ключи есть только у меня. Сиди дома и никуда не выходи.

– А продукты? Мне же ребенка надо кормить.

– Я все принесу. И ночевать буду здесь, чтобы вы не боялись.

Он сходил в магазин, загрузил холодильник едой, потрепал племянника по темно-русым волосам и отправился по делам. Занимаясь Лолитой, он все время думал о своих утренних посетителях и теперь пришел к выводу, что они были, вероятнее всего, из милиции.

Для такого вывода у Парыгина были основания. И достаточно веские. Он действительно полгода назад, в июне, совершил убийство. И никогда милиция его не зацепила бы, если бы не нелепая случайность. Убегая с места преступления, он поскользнулся на какой-то разлитой на тротуаре гадости и упал. Упал неудачно, повредил ногу и разбил скулу. Тут же поднялся и побежал дальше. За ним никто не гнался, никто не кричал: «Держи убийцу!» Ничего такого не было. Парыгин вообще был уверен, что его никто не видел, потому что дело было поздним вечером, народу на улице почти не было, а стрелял он в свою жертву в подъезде. Да и темно. Так что лица его совершенно точно никто видеть не мог. А вот поврежденная нога и разбитое лицо – песня совсем другая. И нашелся же на его голову беспокойный папаша, торчавший у окна и поджидавший свою припозднившуюся дщерь. Он-то и сказал работникам милиции, что видел, как подъехала машина, его сосед Шепелев вошел в подъезд, а буквально через несколько секунд из подъезда выбежал какой-то мужчина, который поскользнулся и упал, потом поднялся, схватился за щеку и снова побежал, но уже прихрамывая. Милиция проявила завидную сноровку, и в течение ближайших суток по всей Москве отлавливали хромающих мужиков с разбитыми рожами. Парыгин тоже им на глаза попался, когда на следующее утро на работу шел. Вот, собственно, и вся история. На всякую старуху рано или поздно случается проруха, или, как недавно было написано в одной популярной газете, «на ихнее НАТО у нас всегда найдется Кипр с винтом». Нашелся такой «Кипр с винтом» и на профессионального убийцу-заказника Женю Парыгина, который до этого бесперебойно выполнял заказы на протяжении без малого трех десятков лет.

Начинал он в шестьдесят восьмом году, как из армии пришел. Хорошую школу прошел, учителя у него были опытные. Заказов в те годы было не так уж много, не сравнить с нынешними временами, потому и исполнителей высокой квалификации требовалось на всю страну не больше десятка. Нераскрытых убийств тогда не любили, заказы приходилось маскировать под аварии, отравления, утопления и прочие несчастные случаи. На долю Парыгина выпадало три-четыре заказа в год, а в остальное время Женя сначала учился в институте инженеров транспорта, потом работал на автозаводе. Он и сейчас там работает. При таком специфическом «хобби» гораздо лучше, когда по месту работы тебя знают много лет, уважают и при необходимости честно поклянутся, что ты – идеал порядочности и дисциплинированности. Никаких «прорех» в биографии, как пришел со студенческой скамьи, так и отдал всю жизнь на благо отечественного машиностроения. Хорошая репутация вкупе с железным здоровьем всегда очень выручала Парыгина. Если поступал заказ, подготовка и выполнение которого требовали отлучки в рабочее время или даже на два-три дня, ему никогда не приходилось связываться с поликлиниками и больничными листами или врать про похороны любимой пятиюродной тетушки. Достаточно было просто пожаловаться на недомогание, и начальство само тут же предлагало ему пойти домой и пару дней отлежаться, чтобы потом не было осложнений. Никому не приходило в голову заподозрить Парыгина в недобросовестности и отлынивании от работы, потому что больничными листами он никогда не злоупотреблял. Один раз в год сваливался с гриппом, больше ничем подолгу и всерьез не болел. И по семейным обстоятельствам никогда не отпрашивался.