– Вернемся к программе, – сказал он, резко оставив шутливый тон. – Я понял, что мне все-таки небезразлично, что произойдет в моем городе после того, как меня не станет. Не буду излишне повторяться, вы прекрасно знаете, что мы оказываем нашему городу огромную спонсорскую помощь, на мои деньги ремонтируются школы и покупаются лекарства и оборудование для больниц, строятся дороги, осуществляются социальные программы, идет поддержка малоимущих и так далее. Если пострадают те структуры, которые в моем городе работают и приносят доход, пострадает в первую очередь население. Поэтому я хотел бы максимально обезопасить свое детище, хотя бы на какой-то период, пока городской бюджет не окрепнет должным образом. И я прошу вас, Анастасия, вот о чем. Если вы сами соберетесь тронуть то, что связано с программой, предупредите тех, кто останется после меня. Того же Толю Старкова. Я не могу и не хочу просить вас о том, чтобы вы вообще не лезли в это. Но по крайней мере предупредите, чтобы мой город не остался беззащитным перед внезапными изменениями в отношениях с государством.
«Не могу и не хочу просить! Очень интересно. Почему же это, Эдуард Петрович? – мысленно спросила его Настя. – Потому что это пойдет вразрез с моим служебным долгом? Или есть еще какая-то причина?»
– Эдуард Петрович, я не понимаю вашей озабоченности, – осторожно сказала она вслух. – Государственная программа – это государственная программа, ни больше и ни меньше. Это же не преступная организация, и в этой деятельности я не вижу абсолютно ничего незаконного. Напротив, она направлена на защиту правопорядка и борьбу с нарушениями закона. Почему вы думаете, что я захочу влезть туда и, как вы сами недавно выразились, разворошить гнездо? Мне там совершенно нечего делать.
– Боюсь, дорогая моя, что тут вы ошибаетесь, – очень серьезно ответил Денисов. – Дай бог, чтобы я оказался не прав, но мне интуиция подсказывает, что с этой программой что-то нечисто.
«Как же, интуиция, – прокомментировала про себя она. – Не интуиция, а конкретная информация вам что-то подсказывает. Но вы не хотите говорить, чтобы, как выражаются оперативники, не спалить источник».
– Что именно? – невинно спросила Настя.
– Сам не знаю. Но запашок есть. Вернемся к тому, о чем мы с вами говорили в парке. Двадцать шестой выпускник никуда не пропал, в том смысле, что его не нужно искать. Он был переведен в другую структуру, а через несколько дней умер.
– Сам? Или ему помогли?
– И еще как помогли. Подозреваю, что у вас он числится потерпевшим, чье убийство пока не раскрыто.
– Значит, ваши намеки на связь двадцать шестого выпускника с убийством руководителя службы безопасности были просто блефом? Вы хотели посмотреть, попадусь ли я на такую дешевую приманку? Стыдно, Эдуард Петрович.
– Погодите, Анастасия, я еще не все сказал. Двадцать шестой выпускник не убивал руководителя службы безопасности. Это я могу сказать вам совершенно точно.
– Может, и истинного убийцу назовете?
– Нет, вот этого не могу. Не знаю.
– Откуда же такая уверенность в его непричастности?
– Из календаря. Двадцать шестой был убит раньше. Примерно недели на две-три. Так что сами видите… – Денисов развел руками.
– Значит, связи между двумя убийствами нет?
– Связь есть. Есть, Анастасия. Это единственное, что я могу сказать вам совершенно точно. И не спрашивайте, откуда я это знаю. Поэтому утверждаю: если в результате осуществления государственной программы возникает связь между двумя убийствами, эта программа дурно пахнет. С ней что-то не так. Я вас убедил?
– Пока нет. Но я подумаю.
– Еще раз прошу вас: если в результате ваших раздумий вы придете к определенным выводам, не сочтите за труд сообщить моим людям.
– Эдуард Петрович, а зачем вы мне все это рассказали? Я уже спрашивала вас, но ваш ответ меня не убедил. Вы могли бы промолчать, и я ничего не узнала бы. Если с программой действительно что-то не так, то своим рассказом вы увеличили риск возникновения той ситуации, которой вы сами опасаетесь.
– Что ж, дорогая моя, придется признать, что и на пороге смерти я пытаюсь соблюсти свои интересы. Я хочу заключить с вами сделку. Такую сделку, которую я не могу заключить ни с кем другим.
– Вы меня пугаете, – шутливо отозвалась Настя. – Вас послушать, так я единственный человек в милиции, с которым можно заключать сделки, иными словами – подкупить. Вы хотите меня обидеть?
– Никогда в жизни. Я скорее умру, чем обижу вас. Впрочем, я действительно скоро умру… Все-все-все, больше не буду о грустном, – торопливо добавил он, видя, как мгновенно помрачнело ее лицо. – Так вот, вернемся к сделке. Не буду скрывать, мне выгодно участвовать в финансировании программы и получать взамен гарантии собственной безопасности. Но я не имею права закрывать глаза на то, что программа скорее всего порочна или безнравственна, а то и преступна. Значит, рано или поздно это выплывет наружу, и крутые перемены в реализации программы неизбежны. Далее наступают те самые последствия, которые мы уже обсудили. Но если перемены наступят в результате действий кого-то другого, а не вас, Анастасия, мои люди не будут предупреждены. Поэтому я сделал все возможное для того, чтобы вы при желании и при наличии к тому оснований успели раньше других. Повторяю, я дал вам информацию, которая позволит вам уже сегодня начать выяснять, существуют ли для моих подозрений реальные основания. Наверняка найдется кто-то еще, кто, может быть, случайно потянет за ниточку и размотает весь клубок. Нужно только, чтобы он эту ниточку нащупал. Это ведь вопрос времени. И я предпочитаю, чтобы ниточка оказалась в ваших руках раньше, чем в руках кого-либо другого. Может быть, мои подозрения беспочвенны, и я буду искренне рад, если это так. Хотя и уверен, что я прав. Но в любом случае я надеюсь, что смогу положиться на ваше честное слово и знать, что на мой город не обрушатся внезапные неприятности.
– Вы заранее уверены в том, что я вам это слово дам?
– Вы не откажете умирающему.
Он сказал это так серьезно и просто, что у Насти слезы навернулись на глаза. Денисов поднялся из-за стола и пересел в мягкое глубокое кресло в углу комнаты.
– Вот теперь я действительно все сказал. Не смею больше настаивать на том, чтобы вы мучились в моей компании. Простите, Анастасия, я в самом деле устал, а завтра у меня тяжелый день. И еще одна просьба. Если я останусь жив после завтрашнего мероприятия, не навещайте меня, пока я сам не попрошу об этом. Договорились?
Она молча кивнула и стала натягивать куртку. Эдуард Петрович не встал, чтобы помочь ей одеться, и это красноречивее всего показало, как он ослабел. Никогда великий Эд Бургундский, как называли его приближенные, не позволил бы себе быть невежливым по отношению к даме.
* * *
В жизни Евгения Парыгина возникло еще одно осложнение, на сей раз совершенно неожиданное. Он был готов к чему угодно, только не к тому, что вдова его брата Лолита поведет себя таким образом.