— Какой способ применения?
— Это шутка, мистер Ландлер. Или почти шутка. Здесь рай, если умеешь приспособиться.
Он посмотрел на меня:
— Вы ведь не родились в Америке, не так ли?
— Почему вы об этом спросили?
— Так, но готов поспорить, что у вас европейские корни.
— Я француз по происхождению и некоторое время учился в Англии.
— Я так и думал, — произнес он с удовлетворением. — И чему вы учились?
— Помимо прочего, я изучал химию. Я по образованию инженер-химик, а в компании Фергюсона занимаю должность директора по связям с Европой.
— Как повезло Энджи! Наконец-то у нее муж, работающий в ее отрасли промышленности. Это должно вас сближать. Мне будет приятно видеться с вами обоими.
— А когда возвращается ваш компаньон мистер Пфайфер? — спросил я.
— Дня через четыре или пять. Возможно, чуть раньше, чтобы воспользоваться присутствием здесь Энджи.
Гарднер становился надоедливым:
— Она обычно приходит в контору, и они вдвоем подолгу болтают, они оба фанатично преданы этим местам. Им есть что сказать друг другу. Я бы предпочел жить поближе к горе
Кения, там более здоровый климат. Но не всегда удается делать то, что хочется.
Он продолжал меня разглядывать.
— Ландлер? Разве это французская фамилия?
— Да, но эльзасского происхождения.
— Вы говорите по-немецки?
— Да.
— Великолепно! — воскликнул он, — Вы будете здесь счастливы. Я думаю о Фридрихе, это будет его праздник.
— Фридрих? Кто такой этот Фридрих?
Каждая минута готовила мне новую ловушку.
— Фридрих — это «идеальный ребенок».
— Объясните. Что еще за история с «идеальным ребенком»?
— Так его называет Энджи. Соседи Энджи, живущие в коттедже рядом с вашим, немцы. Фридрих — их сын. Энджи часто говорила: «Забеременеть легко, главное — найти хорошего отца для своего ребенка, а это сделать намного труднее». Мистер Пфайфер и я — закоренелые холостяки старого типа, нам удивительно слышать такие речи… Фридрих уже здесь на отдыхе. В этом году они приехали рано. Он присматривает за коттеджем Энджи, от него не ускользает ни одно движение, он с нетерпением ждет новой встречи с ней. Возможно, он влюблен в нее, но я не могу это утверждать. Сегодняшние дети все рано созревают, ему всего-то восемь лет, а он уже такой проницательный! Ах, нынешние детки меня просто пугают.
Я шел вслед за Гарднером. Мы подошли к входу.
— Да, — пояснил он, — Фридрих испытывает к Энджи настоящую любовь. Он проводит с ней по много часов, они гуляют по пляжу во время отлива, там можно исходить многие километры при условии, что на ногах хорошая обувь. Они ездят на машине в супермаркет за минеральной водой.
Машина? У Энджи здесь есть машина? Я подумал о плоском ключе в кармане. До нас донеслись какие-то звуки, голоса мужчин, смех. Слова на немецком языке.
Весь этот мир был враждебным для меня. Я должен спрятать Энни и немедленно уехать. Мы были уже внизу на кухне, как в дверь постучали. Гарднер открыл дверь, на пороге стоял белокурый мальчишка. На вид ему было лет семь-восемь, он был плотным, загорелым, на облупившемся носу сидели очки в металлической оправе.
— Здравствуйте, — сказал он по-английски.
— Привет, Фридрих. Представляю тебе нового мужа Энджи.
Я протянул ему руку:
— Здравствуй. Похоже, ты приятель моей жены.
Я хотел быть современным, легким в обращении, дружелюбно настроенным, но мысленно проклинал этого Фридриха.
— Вы новый муж? — спросил он недовольно, — А доктор ушел?
Он внимательно рассматривал меня.
Мне пришлось отказаться от «тона для разговора с детьми». Он рассмеялся бы мне в лицо. Я коротко объяснил ему, что с доктором произошел несчастный случай, что он умер и что я женился на Энджи. Я разговаривал с ним, как со взрослым.
Мой немецкий язык удивил его, я воспользовался этим незначительным преимуществом и рассказал ему всю историю, которая вроде бы его удовлетворила.
— А где Энджи? — сурово спросил он.
— Как обычно, в день приезда она в отеле. Она очень устала и сегодня рано ляжет спать.
— Я поеду с вами в отель, — сказал Фридрих, — Я нашел раковину, о которой она давно мечтала.
— Мой маленький Фридрих…
Я хотел погладить его по голове. Чтобы избежать моего прикосновения, он сделал два шага назад. Я ему явно не понравился.
— Придется тебе подождать до завтра со своим сюрпризом.
— Я не хочу ждать. Сколько времени вы с ней женаты?
— Полтора года.
— Вот почему она не приезжала, из-за вас.
Его светло-серые глаза, увеличенные линзами очков, продолжали меня рассматривать. Фридрих был из поколения детей, привыкших к компьютерам, телевидению, «мерседесам»-купе. Рано созревший и богатый ребенок из очень состоятельной семьи. Если бы моя мать смогла удачно выйти замуж, я был стопроцентным немцем, а не раздираемым честолюбием полукровкой, смесью латинской и германской рас. Я испытал зависть к Фридриху. Он тоже завидовал мне, но совсем по другим причинам. Короче говоря, мы возненавидели друг друга. Это было ясно, даже Гарднеру. В узком проходе, отделявшем наши коттеджи, нас ожидала группа оживленно разговаривавших людей. Двое мужчин и женщина говорили не переставая.
— Садовники разнесли весть о приезде вашей жены, — сказал Гарднер. — Все, кто живет в ближайших коттеджах, пришли поприветствовать вас.
Он подозвал их жестом и что-то сказал на суахили.
К нам подошел тощий кениец:
— Вот Абу, повар.
Я пожал ему руку. Он без конца повторял свое «джамбо», но потом сам перешел на английский. Затем настала очередь горничной. Это была красавица, чернокожая Дева Мария с чистым взором, овальным лицом и непостижимо белыми зубами. Ее улыбка могла бы очаровать самого строгого из волхвов. Гарднер подозвал второго мужчину:
— Представляю вам Дэниэла, несравненного мастера на все руки.
Меня дружеским взглядом осмотрели, оценили, заметили все детали. Фридрих взял меня за руку:
— Как тебя зовут?
— Эрик.
— Ты хорошо говоришь по-немецки. Я с Энджи учу американский язык. Она сказала мне, что, если бы я был сиротой, она бы меня усыновила.
Подошли еще несколько кенийцев и заговорили со мной на суахили.
Гарднер произнес небольшую речь и объяснил им, что я пока не говорю на их языке. Фридрих ушел. Я почувствовал облегчение, но это было еще не все. Он вскоре вернулся, держа в руке морскую звезду темно-красного цвета, как запекшаяся кровь.